Андрей Рубанов: Если книга скучная – это катастрофа

11:53, 27 июля 2018г, Культура 2320


1
1

Фото Евгений НАЛИМОВ

Андрей Рубанов, писатель, киносценарист и человек с богатой биографией, дал интервью «АП» в рамках Шукшинских дней на Алтае.

Установить контакт

– Андрей Викторович, вы легко согласились приехать на «Шукшинские дни»?

– Я очень хотел посмотреть на Алтай. Есть несколько мест в России, где обязательно нужно побывать: Байкал, Дальний Восток и Алтай, потому что здесь красиво и вообще о вашем крае идет слава. На людей хочется посмотреть, поговорить. Это главное. Чтобы люди здесь не чувствовали себя обделенными по отношению к москвичам, петербуржцам. Вам в какой-то степени труднее живется, чем москвичам. И установить этот контакт чрезвычайно важно.

– Имя Шукшина что-то для вас значит?

– Мы родились в один день, и я очень люблю его с детства. Читал все рассказы, видел фильмы. Я сейчас пытаюсь писать сценарий про Леонида Енгибарова – был такой известнейший цирковой артист, клоун и друг Шукшина, снимался у него в фильме «Печки-лавочки». И в связи с этим пересмотрел биографию Василия Макаровича. Это чрезвычайно важный для всех нас человек. Хотя он давно жил и, наверное, больше советский писатель, но практика показывает, что он не устаревает.

Мало того что он мог о людях с любовью рассказывать, еще он умел делать юмор, что в русской литературе в большом дефиците. Видимо, это одна из причин, почему его до сих пор так любят, артисты с удовольствием играют и читают. Мы все угрюмые и мрачные люди, шутить никто не умеет, а он умел.

Надо пережить

– Вы признавались в интервью, что ваши книги вышли из личного опыта. Это принципиально?

– Я знаю, есть другие авторы, которые сидят в кабинетах, изобретают что-то из головы, но сам так не умею. Действительность богаче, чем наши представления о ней, это совершенно точно. И я не люблю врать.

– В финале романа «Патриот» очень страшная сцена серфинга. Тоже с натуры?

– Да, я занимался в свое время. Такое нельзя придумать, эти штуки надо только пережить. Один раз меня чуть не унесло, я мог утонуть, но Бог отвел.

Причем я описал смерть героя, а потом мой товарищ, который читал все мои романы в рукописи, сказал: «Убери смерть – и так страшно! Лучше пусть он исчезнет». И я переделал финал. Все спрашивают, умер Знаев или не умер, я вынужден уточнять, что да, больше я с ним работать не буду.

– Вас относят к направлению «новый реализм».

– Он возник в нулевые, а до этого был сплошной постмодернизм, Пелевин и Сорокин. Уже сложились новые исторические обстоятельства, а людей, которые могли бы это отрефлексировать, не было. И вот они появились, десятка два сразу. А в 90-е мы все читали Пелевина, это был самый близкий к реализму человек. Его ценили именно за то, как он перерабатывает современный материал.

– Но вы пишете и фантастику.

– Я вырос на ней, на Стругацких. У меня просто работает фантазия, поэтому, когда появилась возможность, я тут же написал фантастику, три книжки. И писал бы дальше, но постоянно слышу упреки: зачем, это жанровая литература, давай пиши современную прозу…

Мне было важно, чтобы человек попадал в некий другой мир, в котором развивается действие, с другими законами. И любопытно такие миры конструировать. А предсказывать будущее – нет, это неблагодарное занятие.

Миллиардный проект

– Какая литература вас сформировала?

– Смотрите, я 1969 года рождения, вырос в деревне, у нас в кинотеатре были «Зита и Гита» и «Пираты ХХ века». Но при этом на две тысячи человек было три библиотеки. И я все прочитал в них. В середине 80-х публиковали очень много деревенщиков – Астафьева, Белова, Распутина. Шукшин туда тоже входил, но он был как-то веселее и бодрее. Поэтому кто: Высоцкий, Шукшин, Стругацкие, которых невозможно было найти.

Надо понимать, что мы все наелись литературой, когда объявили гласность. Был страшный вал публикаций. Все, кого не печатали в СССР, были изданы в течение двух лет: Солженицын, Лимонов, Набоков, Аксенов.

Американцев страшно люблю – Берроуза, Буковски, Хантера Томпсона, Керуака – у нас не было такой литературы.

– Какого качества прозы вы добиваетесь?

– Если книга скучная – это катастрофа, никто читать не будет. Я знаю, это не аксиома, например, покойный Топоров считал, что настоящая литература должна читаться с трудом. Я за то, чтобы читалось легко, входило мгновенно. И я знаю, у меня это получается. Вот вы «Хлорофилию» за сколько часов прочитали?

– За день.

– Некоторые говорят: «Ну что это такое, я 500 рублей заплатил, а к вечеру уже прочитал». Но, с моей точки зрения, это достоинство. Главное, чтобы потом оставалось какое-то послевкусие.

– Как вы стали сценаристом фильма «Викинг»?

– В кино попадаешь либо из интереса, либо в поисках заработка, потому что платят там существенно больше, чем за книги. Продюсер Анатолий Максимов и режиссер Андрей Кравчук долго не могли найти сценариста. Обращались к Леониду Юзефовичу, Алексею Иванову, Захару Прилепину, все отказались, а Прилепин посоветовал меня.

Я сдавал тесты – это же миллиардный проект, все очень серьезно! Больше месяца писал сцены, прежде чем со мной заключили договор. Кино – коллективная работа, и это в корне отличается от литературного труда одиночки. Здесь ты приносишь текст, а тебе говорят: «Ну что это, иди переделывай». Мой рекорд – 28 вариантов одной сцены, которая впоследствии не вошла в фильм.

 «Люди не хотят вспоминать»

– Многие ваши герои родом из 90-х, у нас об этом времени мало пишут и думают.

– И я точно знаю почему: никто не хочет вспоминать, потому что для большинства это было унизительное время. Не скажу, что мы голодали и умирали, но сейчас есть некий тренд на то, чтобы просто забыть его. Хотя американцы про Великую депрессию сотни фильмов сняли, а это тоже было неприятно: люди стояли в очереди за бесплатным супом. Но они это пережили и описали. Мы так не сделали, потому что не хотим.

Недавно я был во Владивостоке, и один парень про мой роман «Патриот» сказал: «Я прочитал и лучше понял своих родителей». Хотя «Патриот» не про 90-е, но поскольку герою 50 лет, очевидно, что он 90-е пережил.

А я тогда прекрасно себя чувствовал: в молодости у меня все получалось, я был бизнесменом, человеком с деньгами, и не считаю это время позорным. Сейчас очевидно, что всем хотелось бы, чтобы мы пошли по китайскому пути. Чтобы не было либерального срыва, а были постепенные реформы под руководством некой группы людей. Хотя в Китае тоже жизнь не сахар.

– В 90-е вы кем только не работали, вплоть до телохранителя.

– Это я специально везде говорю, что телохранителем, но это было недолго, случайный период: несколько лет занимался карате, у меня чесались кулаки, поэтому, когда надо было деньги перевозить, обращались ко мне, потому что я был самый серьезный.

– Но вы тогда думали, что напишете книгу?

– Нет, я хотел олигархом быть и очень быстро разбогател, это был такой взлет, знаете, все как в тумане.

– Чем занимались, если не секрет?

– Обналичкой. В огромных объемах. Это, скажем так, полулегально, потому что в разные периоды по-разному преследовалось.

Предполагал ли я, что буду писателем? У меня была такая мечта в детстве, пишу с 12 лет, у меня же весь клан – учителя, я вырос в школе, где директором был мой дед, а папа и мама преподавали русский язык и литературу. Поэтому вопроса, кем быть, не стояло. А потом началась перестройка, деньги, бизнес, и как-то все это закружило меня. К мысли что-то написать я вернулся уже после тридцати. С третьего раза получилось написать «Сажайте, и вырастет».

– Вы опубликовали первый роман за свой счет. Так верили в себя?

– Сильно верил. У меня был негативный опыт, мои первые две книги никому не понравились, это продолжалось несколько лет. «Сажайте, и вырастет» я отнес в издательство Ad Marginem, которое печатало Лимонова, Проханова, Сорокина. Они отказали. Тогда я решил издать за свой счет. Сам делал обложку и выверял корректуру, и там ни одной ошибки, это моя гордость.

Знаете, я всегда готов войти в электричку и сказать: «Купите книжечку мою, она хорошая». Но тогда фидбек у меня был большой, мне очень повезло: Лев Данилкин (литературный критик. – Прим. авт.) написал восторженную рецензию и меня просто разорвали на части, такая романтическая история. И дальше уже не было дефицита фидбека, в этом отношении я был залюбленный парень.

СПРАВКА

Андрей Рубанов учился на факультете журналистики МГУ, работал корреспондентом многотиражки, строительным рабочим, телохранителем, занимался предпринимательской деятельностью. В 1996 году заключен под стражу по обвинению в мошенничестве. В 1999 – 2000 годах жил и работал в Чеченской Республике. Дебютный роман «Сажайте, и вырастет» издан в 2005 году и относится к жанру нового реализма. Также выпустил ряд фантастических романов. Номинант премии «Национальный бестселлер», Международной премии им. Аркадия и Бориса Стругацких, лауреат премии «Ясная Поляна» за роман «Патриот». Живет в Москве.

Фоторепортаж