Душу дерева слышит с детства

На станции Озерки, куда мы приехали в гости к краснодеревщику Николаю Григану, дом его знает каждый. Человек он в крае известный, мастер, каких по пальцам пересчитать.

Ян, родства не помнящий

«В наш озерский храм зайдите, иконостас там редкой красоты, нигде такого не увидите. Николай Иванович делал», – хвалятся местной достопримечательностью бабушки, объясняющие, как проехать к дому Григанов.

Аура в лесном поселке правильная. Где еще творить мастеру, как не в этой благословенной тиши, обрамленной соснами? Даже «келья», как мастер называет свой рабочий кабинет, вынесена за пределы дома. «Чтобы никто не мешал», – пояснил краснодеревщик. Здесь и впрямь невольно переходишь на шепот, чтобы не спугнуть то, что видит и слышит только он.

Готовясь к встрече, имя одного Николая Григана, 56 лет от роду, главы многодетной семьи, мы нашли в краевой галерее родительской славы, второго, такого же возраста, жителя латышского Даугавпилса, – в «Одноклассниках».

– Родственник, скорее всего, – объясняет собеседник. – Алтайские Григаны – переселенцы из Латвии. Правда, во мне уже мало что от латыша осталось. Мужчины рода женились на русских. Ни отец Ян, Иван то есть, ни мама Евдокия, ни бабушка Лидия, дожившая до ста лет, никогда ничего о предках не рассказывали. 1938 год, когда деда моего Густава Петровича расстреляли, всех научил язык за зубами держать. Знаю только, что на расстрел его увели 25 января, дата, которую сейчас считают Днем памяти репрессированных. Так что мы Иваны, родства не помнящие.

– Деда репрессировали по политическим мотивам?

– Какое там… Обычным сельским учителем был. Впервые его арестовали в 1933-м, пять лет дали, едва освободился – снова арест, и на этот раз уже совсем ушел. В архиве мы нашли лишь две строчки: осужден и реабилитирован. Знаем, что лежит в общей могиле с убиенными монахинями Богородице-Казанского женского монастыря, который советская власть в тюрьму превратила. Вот туда и ездим поклониться памятному камню у Свято-Никольского источника.

Не ширпотреб. Дорого

Семья Григан – 19 человек. Пять сыновей, пять снох, четыре внука и три внучки, супруги Николай Иванович и Наталья Фёдоровна, которые уже почти сорок лет вместе. Казалось бы, этого более чем достаточно, чтобы оправдать свое пребывание в этом мире. Но у мастера еще и дар дирижера судьбы человеческой.

Душу дерева он понимал и слышал с детства. Родился в Тогульском районе в маленьком таежном поселке лесозаготовителей, где отец работал мастером. Мальчишка, завладев отцовским инструментом, сам делал себе из дерева игрушечные машины, с колесами, на веревочном управлении, почти настоящие, на которых каталась детвора. Переезжали Григаны вместе с главой семьи часто. Закрывали сплавы – уходили в небытие и лесные поселки.

К выпускному парень уже все для себя решил. Узнав, что профучилище № 42 Барнаула набирает экспериментальную группу резчиков по дереву, подал туда документы. Учили в ПУ серьезно – рисунок, живопись, композиция. Но в середине 80-х, выпустив две группы, специальность закрыли. «Плюрализм наступил, для меня – от слова «плюнуть», – ерничает по этому поводу Григан.

Жить в России – как с крутой горки катиться. В 90-е, когда встали заводы, у краснодеревщика, как ни странно, случился бум заказов. Нувориши, чьи имена мелькали в криминальных сводках, соревновались, кто круче, строили царские терема. В кризис 98-го мода эта ушла сама собой. Повсеместно стали возводить храмы. Иконостасы и резные украшения мастера есть сейчас во многих местных церквях, в епархиальной резиденции в Бобровке. Авторские изделия востребованы магазинами, базами отдыха, санаториями. И все же лучшими своими заказчиками он считает односельчан, простых пенсионеров.

– Как-то я вешал наличники по заказу местного магазина, – рассказывает Николай Иванович. – Проходившая мимо женщина остановилась и спросила: «Если я денег подкоплю, ты сделаешь мне в дом такую же красоту?» Отчего не сделать, я согласился. Она исчезла на пять лет. Пришла снова, когда уже на пенсию вышла. «Помнишь меня?» – спрашивает. За готовые наличники я взял 700 рублей, а она удивилась: «За такую работу и тысячи не жалко». Это сказала бабушка со скромной пенсией. Я заметил, что чем состоятельнее клиент, тем он сильнее торгуется. Не знаю, почему так. Возможно, люди не знают, чем ширпотреб отличается от ручной работы.

Мастер не расстраивается. Даже когда его работы без стеснения воруют. «Признали, значит», – иронично комментирует Григан, которого богачом никак не назовешь. В мастерской – струбцины, станки для обработки дерева, инструменты, все старое, собранное много лет назад буквально за копейки. Богатство дома Григанов – авторские работы хозяина, от мебели до украшений, стиль которых можно определить как деревянное зодчество Русского Севера. Точнее не скажешь, ведь за основу мастер берет идеи орнаментов, остальное додумывает сам.

Под защитой

Миру, упакованному в синтетику и пластик, отвечает верностью дереву. Считает, что нет и не будет материала более дружественного человеку. Идеальна липа, но ее редко встретишь в наших краях. Хорош кедр, он мягок и послушен резцу, если только не пересушили. Краснодеревщик показывает застывшие янтарные капли на заготовке, и становится ясно, почему не годится для работы капризная сосна. По смолистой поверхности инструмент скользит, забивается, мешая автору воплотить замысел.

Дерево, попадая в руки Николая Ивановича, превращается в иконостасы, малую архитектурную форму, наличники, багеты для картин, мебель. В большом доме Григанов понимаешь, чем мебель фабричная отличается от авторской, сделанной с думами о близких.

Вдохновение – благо и наказание художника. Если накрыло – сопротивление бесполезно. Пришлось ему повозиться со сложным заказом – гибридом кресла-качалки и колыбели. Долго делал, зато и получилось на славу. Убаюкивает мама малыша – и сама дремлет.

– Простые люльки я для детей делал, но такой сложной работы не было, множество мелких деталей нужно было состыковать, склеить. Если бы не просьбы сестры – не взялся бы. Когда закончил, сел проверить, ладно ли получилось. До чего же удобно! – улыбается мастер, гордый собой.

Удивительно живым получился лик Николая Чудотворца, выполненный его земным тезкой за сутки по небывалому вдохновению. Уверен, не обошлось тут без высшей силы:

– Это мой святой, я крещен на Николу зимнего. Помощь его ощущаю постоянно. Однажды палец болгаркой перерубил, но, на мое счастье, хирург Казанцев в Тальменской ЦРБ пришил, правда, предупредил, что кривой будет. Ничего, срослось, сейчас разрабатываю сустав. С церковной крыши как-то падал. Полез конек привинтить, а лестница покатилась… Переломался я тогда, всю зиму по больницам маялся. В такие передряги, бывало, попадал, что помереть уже раз десять должен был. Но живой, работаю, и слава богу.