Какие спектакли ставили на барнаульской сцене ровно 100 лет назад

В Алтайском краевом театре драмы состоялась творческая лаборатория «Просторы истории», посвященная репертуару самого первого сезона 1921–1922 годов.

Режиссеры из Москвы, Санкт-Петербурга, Норильска и Кемерово буквально за пять дней создали четыре спектакля-эскиза по пьесам, которые шли на барнаульской сцене ровно 100 лет назад. В театре хотели посмотреть, что из 40 названий (именно столько премьер за первый сезон состоялось на сцене драмтеатра!) и сегодня можно показывать. Оказалось, что при определенной режиссерской сноровке давно забытые тексты могут обрести неожиданную актуальность или хотя бы наивное очарование. После показов зрители обсуждали увиденное с руководителем лаборатории, театроведом и критиком Александром Висловым.

Пьеро свергает Короля

Открылась лаборатория эскизом по пьесе «Власть» 1920 года, показанным прямо в фойе первого этажа и на мраморной лестнице. Ее автор Никита Тверской, как сообщил насмешливой публике Александр Вислов, на самом деле был «и не Никита, и не Тверской», а Наталья Юрьева – художница, близкая кругу кубофутуристов, которая после революции занялась драматургией.

Юному советскому театру даже Чехов казался устаревшим, требовались пьесы, способные осмыслить происходящее вокруг. Поэтому, несмотря на сумбур, текст Юрьевой благожелательно отмечали Луначарский и Брюсов. Пока она безуспешно закидывала письмами Всеволода Мейерхольда, который так и не взялся за постановку, «Власть» оказалась на сцене 1-го Гостеатра Барнаула – так 100 лет назад назывался краевой театр драмы.

Герои пьесы Цезарь (Антон Кирков) и Пьеро (Артём Казаков) свергают дряхлого Короля (Георгий Обухов). Еще в сюжете есть подлый Арлекин (Александр Рогозин) и танцовщица Джулия Феррари (Кристина Василенко), которая от Цезаря ушла к Королю. И есть Хор, который с тревогой всматривается в революционные события на улице.

В переводе на современный

Режиссер из Норильска Тимур Файрузов взялся за пьесу «Власть» скрепя сердце и попытался привнести в нее современность. Цезарь, несмотря на царственное имя, в его эскизе выглядел как гопник с окраины. Свергнув правителя, он сам проявил склонность к тирании. Пьеро превратился в юного рэпера-тиктокера с ленинской картавинкой. Хор составили мент, поп и «офисный планктон». Довершали картину барабанщики в балаклавах, алые знамена и плетеная детская колясочка на лестнице – прямиком из революционного фильма «Броненосец Потёмкин».

– Как я полюбил пьесу? В процессе! – признался Файрузов на зрительском обсуждении эскиза. – Я прошел путь от полного ее неприятия. Она очень дурно написана – кусками, монологами, структуру пришлось переделывать. А два дня назад она мне, правда, понравилась. Как ни парадоксально, в ней есть актуальные реплики о том, как циклично развивается наша русская история через все эти кровавые бунты. Но если бунт – не выход, то где выход? В этом историческом парадоксе мы постоянно живем.

От рыбаков – к шахтёрам

Свой эскиз по голландской пьесе «Гибель «Надежды» главреж Кемеровского театра драмы и номинант «Золотой маски» Антон Безъязыков решил в эстетике бытового театра, совсем ему не близкой.

Действие происходит в доме Книртье – вдовы рыбака (Лена Кегелева), которой предстоит отправить в плаванье двух сыновей, один из которых смертельно боится моря (Михаил Меньших), а другой только что вышел из тюрьмы (Данила Никоноров). Вокруг этой центральной семьи – старики из богадельни, вдовы и дочери рыбаков и судохозяин (Эдуард Тимошенко), готовый выпустить в море трухлявый корабль «Надежда». На нем и погибнут сыновья Книртье. Но в промежутках между главными событиями здесь заваривают чай и наливают водку, едят, пьют, сплетничают и жалуются. И дико отплясывают на дне рождения под актуальную песню российской панк-группы «Порнофильмы».

Несмотря на звучащие фоном крики чаек, в голландцах вековой давности зрители без труда узнали соотечественников, ставших жертвами извечного русского «авось».

– Антон Безъязыков живет в городе, где была страшная трагедия, – сгорел торговый центр, а думали, авось пронесет, – напомнил о кемеровской «Зимней вишне» председатель краевого отделения Союза театральных деятелей Олег Пермяков. – А я работал в Кузбассе и помню аварии на шахтах, как женщины выли на весь город…

А театральный педагог Елена Шангина сочла, что зритель сегодня соскучился по такому немного старомодному материалу – «по пьесе без выкрутасов, когда видишь человека, его душу, его судьбу».

На сцене – мясо

Все удивлялись, что созданный буквально за пять дней эскиз Безъязыкова во многих отношениях выглядит готовым спектаклем. То же самое потом говорили о «Днях нашей жизни» по Леониду Андрееву (режиссер Дмитрий Огородников из Санкт-Петербурга) и «Трильби» Григория Ге в постановке Галины Зальцман (Москва). Огородников одел всех героев нетипичной для Андреева пьесы о трагической содержанке (Анна Бекчанова) в черное и погрузил в полнейший мрак безысходности. А Зальцман особенно рисковала, представляя эскиз на основной сцене. «Трильби» – самый первый спектакль барнаульского театра, его премьера состоялась 27 ноября 1921 года.

История трех художников из аристократических семей, их прекрасной натурщицы Трильби (Анастасия Дунаева) и таинственного еврея-музыканта и гипнотизера Свенгали (Константин Кольцов) пришла на русскую сцену из фантастического романа британца Джорджа Дюморье. Однако в финале спектакля режиссер Галина Зальцман стряхнула последние остатки нафталина с этой очень наивной пьесы, выведя на сцену… мясника в фартуке (актер Сергей Рассахань), который ножом и топором разделывал свиную тушу.

– В пьесе сложно было вычленить главную мысль: там и гипноз, и талант, и художники, и музыка. И мужчины, бесконечно болтающие о том, как они свернут горы, – говорит режиссер. – Но на плаху в итоге кладется женская жизнь. Мы использовали принципы современного театра, чтобы подчеркнуть, что весь спектакль главную героиню «разделывают» на наших глазах, относятся к ней как к куску мяса.

Подводя итоги лаборатории, директор театра драмы Любовь Березина благодарила артистов и цеха, работавшие в авральном режиме.

– Мы два года назад начали мечтать об этой лаборатории. Идею поддержали не все, народ крутил пальцем у виска: 100 лет пьесам, да кому они нужны?! Слава богу, нашлись ненормальные, которые взялись их ставить, – сказала Березина. – Оказывается, они и сегодня откликаются в наших сердцах. И мы примем решение, что дальше делать с этими эскизами.

Кстати, у зрителей была возможность повлиять на это решение, опустив свой голос в одну из урн: «оставить в прошлом» (если пьеса и эскиз выглядят старомодно), «взять в настоящее», если эскиз уже выглядит как готовый спектакль, или «подумать о будущем», если он нуждается в доработке.