На языке театра

На прошлой неделе краевой театр драмы открыл 97 сезон премьерой спектакля «Время женщин», поставленного Мариной Глуховской по одноименному роману петербурженки Елены Чижовой. Дополнительный вес событию придал приезд автора книги на первый показ.

За пару часов до премьеры в театре драмы состоялась встреча Елены Семёновны с читателями и зрителями. Писательница развеяла объяснимое волнение директора театра Любови Березиной (да и, вероятно, всех причастных к постановке): зритель она благодарный, к тому же спецификой театрального языка не владеет, так что желания каким-то образом контролировать процесс создания спектакля у нее изначально не было.

Итак, на сцене аккуратный серый дощатый помост, на нем – крепкие ящики-стулья и ящики-столы. Когда сверху спускаются оконные проемы или стенды с налепленными друг на друга советскими лозунгами, совершенно безликое пространство превращается то в огромную неуютную коммуналку, то в еще более неуютный заводской цех или местком. В этих координатах проходит жизнь простодушной молодой женщины Антонины (актриса Анастасия Южакова), которая родила дочку от случайного знакомого и получила комнату в коммуналке. А там давно живут три старухи «из бывших», потерявшие всех своих близких в войнах и репрессиях. На дворе начало 1960-х, и в этом странном пространстве без стен почему-то невероятно тесно и душно от липкого внимания озабоченной общественности, которая уж, конечно, лучше непутевой Антонины знает, как воспитывать ребенка, кого любить и каким образом выйти замуж. И вообще что значит жить по-человечески.

Спектакль начинается с забавной сценки: молоденькие гражданочки идут по условной ленинградской улице, поскальзываются, падают и к ним на помощь бросаются симпатичные прохожие парни. Так деревенская Антонина и встретит своего рокового Григория (только имя она и узнает). Она с полувзгляда влюбится в ироничного городского парня, живущего в отдельной квартире с непременной фотографией Хемингуэя на стенке и говорящего мудреные вещи. Кажется, режиссер не против лобовых метафор: с «падения» наивной девушки начинается цепь событий, которые, увы, не приведут ее ни к какому счастью.

На той встрече с читателями Елена Чижова прямо сказала: ее книга называется «Время женщин», потому что ХХ век и был в России временем женщин. Просто мужчины как-то не выживали в эту эпоху, а женщины смогли приспособиться. В спектакле у этого очевидного факта обнаруживается оборотная сторона и время женщин становится временем тотального женсовета. Один из них, заводской, возглавляет авторитарная Зоя из месткома – комичная и пугающая одновременно (с этой ролью великолепно справляется Лена Кегелева, в устах которой обещание устроить чужого ребенка «и в ясли, и в сад, а подрастет – и в лагерь» звучит грозно). Убежденная, что мужиков, кобелей таких, надо держать в ежовых рукавицах, она одним своим грубым вмешательством разрушает робкий зарождающийся роман Антонины с заводчанином Николаем – положительным, «почти не пьющим» (актер Иван Дорохов).

А в другом, домашнем женсовете бесконечно бурчит, сетует на жизнь и готовится к наихудшим вариантам развития событий бабушка Евдокия Тимофеевна в исполнении заслуженной артистки Надежды Царининой. И пускай на нее шикают и закатывают глаза соседки-старушки (Татьяна Королева и Любовь Сорокина), давно уже ставшие одной семьей, именно худшие опасения здесь имеют свойство сбываться.

Поклонников романа Чижовой не на шутку занимал вопрос перевода прозаического текста в театральную форму. И он в данном случае совсем не праздный. При всей жизненности, даже какой-то приземленности сюжета книга, по сути, целиком состоит из воспоминаний и сложно переплетающихся потоков сознания нескольких людей. Причем часть этих воспоминаний принадлежит маленькой девочке, а значит, отмечена разными «чудесами» и непонятностями. И магия книги для тех, кто ее полюбил, состояла не столько в обыденном сочувствии тяжкой женской доле, сколько в возможности услышать некий странный и сложный гул времени, сотканный из многих голосов, озвучивших целую большую эпоху.

Инсценировка, написанная Мариной Глуховской, в основном следует сюжетной канве, которая в книге мелькала и петляла в разговорах персонажей и, по ощущениям, составляла фон для чего-то более важного. Важнейший персонаж и свидетельница этой истории – уже выросшая дочка Антонины в спектакле редуцирована до непонятной фигуры с чемоданом, то появляющейся в углу сцены, то исчезающей. А шум времени здесь сводится к многочисленным песенкам, служащим перебивками между событиями, как будто непрерывно работающее радио.