Заслуженный фермер России рассказал о будущей жизни села

Виктор Христианович Траутвейн, без всякого сомнения, один из ныне живущих патриархов алтайского крестьянства. Заслуженный фермер России и почетный работник агропромышленного комплекса России, почетный гражданин Косихинского района нашего края, руководитель преуспевающего хозяйства «Майское». Наш разговор с ним о жизни села. Той, что была, есть и, возможно, будет.

«Расшибись, но сделай»

– Виктор Христианович, хотелось бы начать беседу с такой цитаты: «Меня отец с детства учил, что людей обманывать нельзя. Пообещал – расшибись, но сделай. Но самое главное, как я думаю, что он мне привил, – это любовь к свободе, независимости, способность ни под кого не прогибаться и иметь на все свою точку зрения. И не браться за то, что сделать не можешь. Взялся – иди до конца». Это слова вашего сына, руководителя животноводческого предприятия имени Г.С. Титова, депутата АКЗС Александра Траутвейна. Как можете их прокомментировать?

– Все так, правильно я его учил и другим советую по этому же принципу жить и работать. Но это я уже мог так учить, а вот моему отцу, который прошел трудармию, где людей ломали, придерживаться такой жизненной позиции – быть свободным, не прогибаться – было куда труднее.

Он вернулся из трудармии, когда мне было уже семь лет, всю жизнь отработал агрономом, причем специалистом был прекрасным. И уж любви к труду,  к нашей алтайской земле я точно у него учился. Будучи депортирован на Алтай с Поволжья, он всегда говорил: «Это моя вторая родина, моя земля. Она пропитана моим потом,  я вложил в нее свою душу». Для меня Алтай, косихинская земля – это единственная родина, а что касается пота и души, то это и про меня.

– По моему мнению, человек может активно трудиться и жить с интересом либо за идею, либо за деньги. Вы в одном из интервью сказали: «Коммунизм я строил на полном серьезе». А потом, когда эта идея, выражаясь современным языком, стала неактуальной, что ее заменило? Деньги, материальное преуспевание? Что вас в ваши 78 лет заставляет по-прежнему интенсивно и творчески работать? Зная вас, в жажду наживы просто не верю.

– Мировоззрение человека складывается с детства, а у меня уже с тех пор было обостренное чувство справедливости. Став в неполных тридцать лет руководителем, я работе отдавался полностью, без остатка, и сейчас так же делаю. Я был глубоко убежден в советское время, что я делаю правое дело, делаю его для людей, для построения справедливого общества, чтоб оно было лучше прежнего, красивее. И сейчас, хоть времена изменились, хочу того же самого.

И деньги как таковые у меня никогда на первом месте не стояли. И сегодня, будучи собственником,  я все вкладываю в дело, которое мне интересно. Верите – нет, у меня нет никаких накоплений, а сберегательная книжка только одна – та, на которую пенсия перечисляется. Нет, я живу в приличных условиях, давно заработал себе на многое, но жажды иметь больше, еще больше… Нет, такой болезни у меня нет, никогда не было, и никому ее не желаю. Это не свобода уже, это они тобой руководят, а не ты ими.

Я ведь с юности стал заниматься спортом, очень его люблю, а в спорте каждый хочет победить. Потом это образом жизни в целом становится. И если я вижу, что у кого-то лучше, чем у меня, у меня должно стать как минимум не хуже. Вот это и есть стимул к работе.

Распоряжение – исполнение – контроль

– Трудно вам говорить людям «нет»?

– Для меня это самое слабое место. Отказать, когда тебя просят, мне очень трудно. Бывает, я так делаю, но это когда запросы у человека уж очень завышены. Это редкий случай, каждый раз болезненно переживаемый. А уж просьб бывает каждый день… Но притом побудить людей работать хорошо я очень сильно умею.

– Это каким же способом?

– Он один. Распоряжение – исполнение – контроль. Но распоряжение тщательно подготовленное и полностью материально обеспеченное, это в том числе и в части достойной оплаты труда. Тогда исполнение и его контроль. Все.

– А если исполнение хромает?

– Разобраться почему,  выслушать человека, объяснить ему ситуацию. Если уж после этого распоряжение вновь не выполняется, тогда лучше этому человеку не встречаться какое-то время с Виктором Христиановичем… Все это знают. И при этом ни единого раза я не наказал никого рублем и очень трудно расстаюсь со своими кадрами. Люди у меня постоянные и работают долго. Я не стремлюсь увольнять тех, кто достиг пенсионного возраста. Наоборот. Пусть работают, пока есть силы. Не заменяю специалистов, руководителей подразделений, не имеющих высшего образования. У меня на протяжении всей моей работы один девиз: «Не надо иметь два высших образования, довольно иметь хотя бы среднее соображение».

– Более 60 лет работаете вы на селе – водовоз, прицепщик, копнильщик, в 18 лет тракторист первого класса, затем главный инженер, директор совхоза, председатель колхоза,  партийный работник, фермер. Были в это время такие периоды в жизни села, когда государство о крестьянине по-настоящему заботилось?

– Два периода. Первый – просто колоссальное насыщение сельхозтехникой села в целинные годы, второй – с конца 60-х до конца 70-х годов. Мы получали неограниченные кредиты на строительство под 0,5% годовых, закупали стройматериалы, и колхозники массово строили себе хорошие дома, возводились коровники, телятники. Я до сих пор не могу понять, как при таком кредитовании страна не была насыщена продуктами? Это же идеальные были условия, но вот хромало что-то. Потом спад, развал, сегодняшний день.

– Если говорить о нем, то как вы считаете, может ли сегодня аграрный край иметь такой же уровень жизни, как регион промышленный либо тот, где добываются сырьевые ресурсы?

– Может. И для этого по большому счету нужно решить давным-давно наболевший вопрос диспаритета цен. Ну не может маленькая бутылочка газированной воды стоить больше литра молока... Восемь килограммов хлеба за один литр солярки – это невозможно, но это есть. Была бы цена на продукцию сельского хозяйства достойной, как это происходит, скажем, с горючим или электроэнергией, мы бы жили не хуже любого промышленного региона и не нуждались в помощи государства. Этого нет, и будет ли – не знаю.

Боль души

– Деревня вашего детства, юности, зрелых уже лет по менталитету, по духовности от нынешней отличается?

– Разительно. Начиная с детских лет и до того времени, как я уже работал председателем колхоза, народ в деревне был открытый, отзывчивый, с любым я мог пообщаться, как говорится, по душам, убедить в чем-то. Было развито чувство коллективизма. Сейчас идет процесс индивидуализации. Каждый в своей «коробочке» закрывается, и сущность человека, условно говоря, ценность его,  определяется количеством денег, которые у него имеются. Это мне тоже не нравится. Вернется ли то, что было? Не знаю.

Вообще, нынешняя деревня – это боль моя. Я смотрю на села, вспоминаю, какими они были, вижу, какими стали, и понимаю, что село деградирует. В сельской местности есть фонд занятости, есть официальные безработные, трудоспособные люди, а их, по моему устаревшему, может быть, для многих пониманию, быть не должно. Как можно на селе быть безработным, когда у тебя есть огород, пригон, где ты можешь держать скот? В знаменитом селе Полковниково на тысячу жителей осталось 13 коров, и так везде. Огороды у людей часто стоят заросшие травой. Не хотят люди даже картошку сажать, лучше стоять на учете как безработный и голландский картофель завозной покупать. Меня это лично не устраивает, я почти до семидесяти лет держал корову, имея в собственности развитое сельхозпредприятие, огород был, но многим так нравится.

Уже сегодня и в полеводстве, и в животноводстве испытывается дефицит кадров. И не потому, что село совсем оскудело людьми, – в службе занятости их числится достаточно. Но человек просто не хочет учиться и работать потом по сельской специальности, потому что тут надо вкалывать. А зачем, если с голоду умереть или государство, или пенсия мамы родной тебе не даст? Я бы так никогда не смог жить, но я человек амбициозный, честолюбивый – проще говоря, сам себя уважаю, но это, как мне кажется, уже не тот тип человека, который в сельском обществе превалирует.

– Каким видите будущее села?

– Сейчас идет речь уже о государственной программе социального развития села, предусматриваются на это дело большие деньги, но я думаю, что они опять могут «размазаться» по конкурсам, как это уже не раз было в таком деле, и значимых изменений не будет. На мой характер стоило бы деньги, которые, скажем, будут выделены на долю Алтайского края, взять и вложить в какой-нибудь один район, далеко не самый развитый. Сделать там все по полной программе – дороги, водопроводы,  все социальные объекты во всех деревнях, тех, о которых забыли уже давно и они плачевное существование влачат. Привести его в достойный вид, а потом браться за другой район. Я сторонник поступательного и направленного движения – взял объект и занимайся только им, все силы и средства – в него, пока не заработает. Я всегда так делаю, а если иначе,  то чаще имитация работы, а не она сама получается. «Просто и надежно!» – вот под таким девизом.