Полино поле

Может, ей хотелось другой жизни, но другую жизнь никто не предлагал. В 1942 году она стала бригадиром и в этой должности проработала до пенсии. В 33 года ей присвоили звание Героя Социалистического Труда. Но важно не это, а то, что люди до сих пор вспоминают ее добром. Ее и звали чаще не по имени-отчеству, а Поля. На таких, как Пелагея Филипповна, держалась та страна. Как, зачем и для чего жили они? «Давайте я буду просто отдельные эпизоды рассказывать. А что вам будет интересно, возьмете», – говорит нам Татьяна Дмитриевна Лопанова, дочь Героя.

Родовое гнездо

– Происхождение нашей фамилии мы не выясняли, но в Воронеже, как мне сказали, протекает река Лопань. А о том, как Лопановы появились в Усть-Калманке, дед говорил: «Нас Столыпин сюда пригнал». А бабушка говорила: «Меня привели девочкой». Не привезли, а привели. Хотя они ехали в вагонах, но, может, от Алейска шли пешком и это ей запомнилось. Дед мой с Курской губернии, Филипп Иванович. Бабушка Евдокия Ефимовна – с Воронежской губернии, Ефремовский район, деревня Ершовка. Дед родился в 1889-м, а бабушка в 1896 году. Это я уже потом выяснила. А здесь они поженились. Бабушка однажды ездила «в Россею». Раз за всю жизнь она побывала на родине. Я немножко помню: она приехала и привезла пять кулей сушеных яблок и груш. Это сегодня у нас все растет, а тогда яблоки здесь были деликатесом.

Вот эта усадьба – это то место, где они осели сто лет назад. Когда они селились, тут немного домов стояло. Даже на моей памяти на месте Целинной улицы была пустошь.

Этот дом ей никто не давал – она его построила сама. Хотя могла бы воспользоваться тем, что Герой Социалистического Труда. Но нет. В 1957 году, когда был целинный урожай, им дали хлеб в натуроплату, она этот хлеб увезла в Чеканиху, там ей срубили сруб, и она его сюда привезла. Мне говорят: что ты другой дом в свое время не построила? Ну да, в моих силах было построить себе дом, когда я была директором совхоза. Но я говорю: «У меня родовое гнездо. Оно не меняется и не продается». Здесь жили прадеды, моя бабушка умерла, мать. И теперь уже новое поколение живет.

Семья Лопановых была работящей. Это не потому я говорю, что я Лопанова, это все могут подтвердить – работали до одури. Бабушка моя была трудягой, на ней дом держался. А дед мой, Филипп… Немцы говорят: «Мы были в трудармии». Но ведь и русские были в трудармии. Вот мой дед Филипп – его воевать не взяли, видать, по возрасту. А в Барнауле строили какой-то завод в войну, вот туда взяли. Со стройки он еще пришел. Но потом его послали на лесозаготовки, шли оттуда уже в марте в валенках, он простудился, и в 1946 году его не стало.

Когда началась война, труд лег на стариков, детей. Матери было 17 лет, когда она села на трактор. А потом ее дядя, Василий Иванович, председатель колхоза, переправил год рождения на 1923, чтобы она могла пойти на курсы бригадиров, после которых в 1942-м и возглавила тракторную бригаду.

Что была за работа на этих тракторах – нам сейчас можно только представить. Почти после каждой смены требовалась перетяжка – замена подшипников, которые плавились. А для этого нужно снять кожух, который 80 килограммов весом, неподъемный. И вот эти девчонки корячились.

Жили в войну голодно. Она не любила всю жизнь грибы. Про школу трактористов в Тальменке рассказывала: «В этой школе нам давали грибной суп, грибы жареные, и на базар пойдем – там одни грибы». И до того она наелась этих грибов, что всю оставшуюся жизнь не могла на них смотреть. И когда работала бригадиром, у нее главная забота была, чтобы люди были всегда накормлены, сыты. На похоронах однажды тетя Шура Овсянникова спрашивает: «Как там Филипповна, наша кормилица?» У нее всю жизнь было, что люди должны быть накормлены.

Она иногда удивленно так говорила: «Господи, как мы выжили? Даже непонятно». Зимой ездили за топливом в Алейск. Поездка на два дня. А трактор открытый, без кабины. Из одежды – фуфайка.

Из еды – лепешки картофельные. Их клали за пазуху, чтобы хоть чуть грелись. У нас памятники всем ставят, а главный надо было поставить женщинам, которые выдержали в войну этот ад.

Мне уже намного позже даже мужики говорили: «Нам было трудно на фронте, а тем, кто в тылу, было намного труднее. Мы на фронте худо-бедно пайку свою имели, а тут как жили – не понять...» Ее 9 Мая всегда поздравляли вместе с фронтовиками.

Смысл жизни? У тех людей смысл был один – «жила бы страна родная». Это в них заложено. Может, это и трагедия в личном плане, но то поколение так жило. Они работали, работали, работали… Она никогда не жалела, что жизнь молодая вот так прошла – на тракторе и в поле. Те люди говорят: «Жизнь была трудной, но жить было интереснее». И тепла было больше.

Мать рассказывала: «В 1942 году работаем мы с напарницей Феней Араповой в поле, подъезжает к нам первый секретарь. Мы на землю спрыгнули. А у нас обувки поистрепались, стоим чуть не босиком, а уже осень. Он подъехал, поговорил, посмотрел, головой покачал. И уехал. А наутро снова приезжает и достает брезентовые тапочки. Брезентовые, а для нас это было такое чудо. Он, может, и не знал, сможет ли их достать, потому и говорить не стал. Мы полдня плакали...»

Жизнь к ней была неласкова. Я свою мать как помню? Вот улица. Солнце зашло – вот там идет мать. Платье на ней, фуфайка наброшена и кирзовые сапоги.

Она после тракторной бригады возглавила полеводческую бригаду, в которой было 40-50 человек. Им поручали самое важное – свеклу, картофель, знали, что все будет сделано как надо. Отвечали за 5-6 тысяч гектаров, которые так и называли – поле Лопановой. И еще долго так называли. Потом даже стихи написали – «Полино поле»: «Это поле Лопановой Поли, так у нас в деревне говорят». А теперь и песня есть.

«Не сдавай человека…»

– Как воспитывала? Это все складывается из поступков. Она ко мне была очень строгой. Я потом ей говорила: «Ты меня ни разу не похвалила, не пожалела». Бывало, что в детстве с ребятишками подерусь, приду, скажу, что меня, мол, побили. А она мне: «Так ты, наверное, сама в чем-то виновата». Она не бегала, не кричала, не заступалась за меня. Зазнайства в ней не было. В 1957 году ей за целину присвоили звание Героя Социалистического Труда «за особые заслуги в освоении целинных и залежных земель, успешное проведение уборки урожая и хлебозаготовки в 1956 году». Она так и осталась единственным Героем Соцтруда в районе. Два ордена Ленина, орден Октябрьской Революции… Награды она не любила надевать. Она и мне не внушала, что я дочь Героя, исключительная. И я никогда этим не пользовалась. В институте ребята узнали, что я дочь Героя Труда, только после того, как преподаватель Тулин спросил: «Кем вам доводится Пелагея Лопанова, Герой Труда?» Доска почета тогда стояла возле Дворца спорта и она на ней была.

Зависти у нее не было, стяжательства не было, накопительства не было. В 1988 году назначили меня директором. Она единственное сказала: «Вот будешь ты директором, будут под твоим началом люди. Они будут разные. Я тебя прошу об одном: какой бы неблаговидный поступок ни совершил человек, разбирайся с ним сама. Не зови на помощь милицию и не сдавай человека в милицию. Даже если он что-то украл». Она считала, что коллектив – это семья, а в семье ты должен разбираться сам. И что люди не такие плохие, чтобы за мешок дробленки его за шкирку – и сдавать. У нее образование было 4 класса и курсы бригадиров. Но человеком она была умным.

А вот еще случай, уже в 90-е годы: подхожу к конторе – сидит мужик на корточках. Что-то в нем не наше. Одет как бы по-городскому. Потом он ко мне заходит: «Хочу к вам на работу устроиться». Не знаю почему, но я сразу спросила: «Вы сидели?» Хотя ничего в нем такого не было. Он говорит: «Сидел». Я говорю: «Знаете, не возьму». На второй день он снова приходит. Я его фамилию спросила. Он из Москвы приехал. Прихожу домой на обед и матери рассказываю: такой вот человек на работу просится, я его не взяла. А она говорит: «Возьми. Он лет в 13-14 от голоду залез в амбар, украл съестное, и его загребли. И он с тех пор мыкался». Я его встретила и сказала: «Я вас возьму. Мне мама про вас рассказала». Он говорит: «Да хранит Бог вашу маму». Мужик оказался вот такой! Кузнец. Ничего в нем не было от блатного мира. Работяга капитальный. Чем-то он напоминал мне Егора Прокудина из «Калины красной». Потом он трагически погиб на работе и мы хоронили его всем совхозом.

Тогда же, в 90-е годы, подъезжаю домой, захожу, а она плачет. Я говорю: «Кто тебя обидел?» А она отвечает: «Сижу на скамеечке, и ко мне подходит Толя Королев. Поздоровался и говорит: «Теть Поль, дай мне хлебушка, пожалуйста…» Ему пенсию не принесли, и у него есть совсем нечего было. Мы в совхозе собрали ему разной крупы, фуфайку со склада, отвезли ему все. Потом я поехала на почту, говорю: «Ради бога дайте деньги этому человеку. Домой вернулась, а мать спрашивает: как, сделала что-нибудь? Это чувство – сделать что-то для людей, сострадание – у нее до последнего оставалось.

И люди к ней хорошо относились. Очень часто подходили ко мне, спрашивали про маму и говорили: «Я у нее начинал работать. Вы ей кланяйтесь».

Бригада – дом и семья

– Для нее бригада была и домом, и семьей и для меня тоже. Вот как я научилась водить машину, трактор? Мне объясняли водители, механизаторы, которые работали у матери в бригаде. Я, конечно, сама интересовалась. Помню, лет в 8-9 Яков Михайлович Клюев, механизатор, посадил меня на трактор, объяснил, что половина фары должна быть на вспаханном, а половина – на непаханом. И я поехала. Трактор ДТ-54 тихо идет, если что, Яков Михайлович мог на него на ходу вскочить. Мать вспоминала: «Потеряла тебя, иду искать и вижу – Яшка ходит вдоль поля, а трактор идет. Ничего не могу понять!» А я рулю.

Можно подумать, что я пошла в сельхоз по ее настоянию, но это не так. Она на меня не давила, полная свобода в выборе жизненного пути. Мы с подругой Клавдией Сидоровой за одной партой сидели, мечтали стать летчицами, потом – космонавтами. Уже классе в 9-м моя мать воспринимала это нормально. Помню, тетка из Бураново приезжала, спрашивает: «Куда дочка думает?» А мать говорит: «Да в летчицы собирается». Романтика была. Оканчиваем школу. Как в космос пробиться? Решили, что геологи в любом случае полетят в космос – на Луну, на Марс. Поехали поступать в Томск, в университет, на геологический. А Томск – он деревянный, пыльный. Вода с хлоркой. В столовых одна рыба, в супе картошку ищешь. А мать перед отъездом возила нас на пасеку. Поля зеленые, небо голубое… Я лежу в Томске в общаге, а у меня все это – синее небо и зеленые поля – перед глазами стоит. И я говорю: «Я еду назад». И Клавдия говорит: «И я». Приехали в Барнаул – он нам таким прекрасным городом показался! И там я решила идти в сельхоз. Нисколько не пожалела, что выбрала эту специальность.

В сельхозинституте было нормальное образование. И гуманитарное на высоте. Нас учили очень сильные преподаватели-гуманитарии. Немецкий поэт Каценштейн руководил кафедрой иностранных языков. Булыгин Юрий Сергеевич – это наш завкафедрой истории.

«Не забыть тебя сердцу вовек»

– В 1975 году она ушла на пенсию и уже не работала. Но всегда живо интересовалась всем. Когда страна начала рассыпаться, она отрицательно относилась к этому. Чувства, что все было зря, у нее не появилось. По поводу целины говорила: «Целина дала стране хлеб». Объясняла, что с целиной пришло очень много новой техники – тракторы, плуги, машины. Приехали много людей, принесли культуру. Не все, но многие остались.

Она реально мыслила. Говорила: «Какой Горбачев? Что он один мог сделать? То, что произошло, сотворено не одними руками. Многие бежали и радовались. У нас в переулке партбилеты выбрасывали…»

Мнение свое имела до самого конца. Мы с ней даже голосовали по-разному. Она была коммунисткой, но я голосовала за Зюганова, а она – за Путина, говорила: «Я за него проголосую, потому что он Героев восстановил в правах, повернулся к нам лицом».

В 2004 году поехали мы на то место, где была ее бригада. Вышло, что в последний раз. Она уже ничего не видела – после операции в 1992 году потеряла зрение. Вышли из машины. Она говорит: «Где мы стоим?» Я ответила, что примерно там, где был ток и потом была заправка. Она после этого могла сама ориентироваться. Она присела на корточки, понюхала траву и говорит: «Запах не тот». Там раньше было разнотравье, а тогда костер рос – сеяная трава. Она говорит: «Наверное, я в последний раз в поле была…» И правда. Однажды поехали, а голова уже закружилась у нее.

В последнее время ей нравилась песня из фильма «Русское поле». И на надгробии мы выгравировали: «Счастьем и болью вместе с тобою, нет, не забыть тебя сердцу вовек».

с. Усть-Калманка.

Справка «АП»
Звание «Герой Социалистического Труда» существовало в СССР с 1938 по 1991 год. На Алтае за это время Героями стали около 200 человек (в Энциклопедии Алтайского края (1996, том II, с. 439-446) указана цифра 189 человек, но в других публикациях указывается цифра 195). 29 марта 2013 года учреждено звание Героя Труда Российской Федерации, но пока на Алтае это звание никому не присвоено.