«Я открываю людям музыку!»

Двенадцать лет барнаульцы и жители края с нетерпением ждали, когда в краевой филармонии отреставрируют инструмент, который они полюбили благодаря незаурядной творческо-просветительской деятельности единственного в Барнауле профессионального органиста – заслуженного деятеля искусств России Сергея Будкеева.

Этого удивительного человека можно безо всяких натяжек назвать основателем органной культуры Алтая. Ведь это именно он стал создателем и исполнителем уникального органного абонемента, слушателями и почитателями которого за восемь лет – с 1990 по 1998 – стали не менее 700 тысяч барнаульцев и жителей края – взрослых и детей! Органный абонемент пользовался невероятным успехом, ибо Сергей Будкеев не просто играл на неведомом публике грандиозном инструменте органные произведения разных времен начиная со Средневековья, но и в импровизационной форме с интереснейшими подробностями повествовал о композиторах, произведениях, временах и нравах… И неудивительно, что в 1998 году он стал лауреатом премии Алтайского края в номинации «Просветительская деятельность»!

Третий путь

Органистом он стал почти случайно, ибо круг его интересов весьма широк. Сегодня – во времена узкого профессионализма – творческих людей, способных или желающих выйти за рамки своей специальности, можно буквально пересчитать по пальцам. Возможно, и Сергей Будкеев пополнил бы собой армию узких специалистов, если бы судьба не подарила ему удивительную возможность родиться в семье артистки и художника.

Его родители – замечательная актриса краевого театра драмы Мария Бурова (ныне, увы, покойная) и художник Михаил Будкеев, получивший звание народного художника России в 85 лет! Едва начав осознавать себя маленькой личностью, будущий органист сразу оказался перед выбором: кем быть – художником или артистом? Ведь ни для кого не секрет, что чаще всего дети из творческих семей выбирают путь своих родителей. Этот путь – самый легкий, ибо он – проторенный.

Но как быть, если путей – сразу два и оба такие заманчивые?! Родители Сергея оказались невероятно мудрыми: они предложили сыну третий путь – музыку.

- Да, в раннем детстве я вовсе не был фанатом музыки. Хотя и начал учиться играть на фортепиано лет в пять. Но это было не мое решение: родители на семейном совете постановили, что в нашей семье не должно быть двух представителей одной и той же профессии.

- А если бы вы овладели ещё актерским мастерством и научились писать картины, то сейчас вас вполне можно было бы назвать человеком эпохи Возрождения, когда люди стремились познать мир во всех его проявлениях…

- Театр и изобразительное искусство вовсе не были в стороне от моих интересов! Я потихоньку учился музыке, а свободное время проводил в театре драмы. Это был мой родной дом, где я жил с утра до вечера. Смотрел все спектакли и знал всех актеров. Я впитывал в себя дух истинного творчества, и он остался во мне навсегда.

- Ну да, музыкант – это ведь тоже актер…

- Я имею в виду не только это. Театральные принципы стали естественной составной частью в моих занятиях музыкой. И принципы изобразительного искусства – тоже. Летом, когда мама была на гастролях, я все время проводил в мастерской у отца. Мы с ним в Горный Алтай на этюды ездили. И это тоже была сказка, фантастика!

- Отец писал этюды, а вы что делали?

- Я тоже писал этюды. И, кстати, хорошо рисовал с раннего детства. Помню, как-то лет в шесть-семь стою на улице и рисую лошадь. Ко мне подходят две пожилые художницы, сестры Бродские, и говорят: «Мальчик, тебе обязательно нужно учиться!» Но родители решили иначе…

- Вы никогда не жалели о том, что не стали художником?

- Почему же не стал? Стал на какое-то время. Почти профессиональным фотографом и даже кинооператором. То есть я нашел такое искусство, в котором и театр, и люди, и сюжет, и перспектива, и композиция... В музыкальном училище мы с друзьями снимали фильмы по методике Чаплина: сюжет придумывали на ходу, использовали техники стоп-кадра, наезда, наплыва… Я даже мультипликацией немного занимался. Но не с рисунками, а с буквами, которые двигались; или с шахматами, которые сами разыгрывали несложную партию. Это разнообразие интересов - с детства и осталось со мной навсегда. Если бы я не поступил в консерваторию, то поехал бы поступать во ВГИК – учиться на кинооператора!

Адам бы не согрешил

Вполне возможно, кино- и фотохудожник в Будкееве победил бы музыканта, если бы не два обстоятельства… Во-первых, это его учителя в Барнаульском музыкальном училище: Михаил Тимофеевич Стюхин и Емельян Михайлович Кац.

- Михаил Тимофеевич – человек внешне очень скромный, но внутри по-хорошему сумасшедший! Зажигающийся, горящий! Он постоянно что-то придумывал и никогда не давил на учеников. Не могу сказать, что я учился блестяще. Педагоги про меня говорили: «Широта интересов мешает ему сосредоточиться». Но это же не равнодушие или разгильдяйство!

По специальности «Камерный ансамбль» моим педагогом был выдающийся барнаульский скрипач Емельян Михайлович Кац, столь же строгий, сколь и справедливый. Пронять его чем-нибудь было очень трудно. Поэтому, когда на выпускном экзамене, после того как я сыграл одну из сонат Бетховена, Кац прослезился, это произвело на меня неизгладимое впечатление! И стало еще одним плюсом в пользу музыки.

На выпускном экзамене Сергей играл еще и сложнейший аккомпанемент к единственной скрипичной сонате Шостаковича. Это было совершенно новое, только что написанное произведение, и в Барнауле оно исполнялось впервые.

- Это было удивительное ощущение: я понял, что могу открывать людям потрясающую музыку!

Однако органист Будкеев, давно получивший признание не только в Барнауле, но и в России, и за рубежом, по-прежнему не считает ни кино, ни театр, ни изобразительное искусство своими неспетыми песнями. Благодаря незаурядному творческому воображению он продолжает жить во всех этих искусствах, органично используя все свои многосторонние познания в музыке, которую исполняет, в процессе обучения студентов и в своих научных работах.

На музыкальное произведение он может посмотреть с точки зрения театральной драматургии и работать над ним «в предлагаемых обстоятельствах». Или закомпоновать какую-то пьесу во временной перспективе – с точки зрения изобразительного искусства. Поэтому, когда Будкеев работает со своими учениками, те постоянно удивляются его неожиданным, парадоксальным сравнениям.

- Этому я научился у моего учителя в Московской консерватории Леонида Исааковича Ройзмана. Какой у него был потрясающий ассоциативный ряд! Однажды один ученик играл на органе хоральную прелюдию Баха «Грехопадение Адама» ну очень меланхолично! Смотрим, Ройзман ходит взад-вперед, черты лица у него обостряются, и мы понимаем: сейчас что-то будет! Наконец учитель подошел к горе-ученику и сказал: «Деточка, если бы Адам с таким настроением приступил к делу, он бы никогда не согрешил». Это было гениально! И мне сразу стало понятно, как это надо играть.

Своё кредо я бы сформулировал так: душа художника всегда должна оставаться ранимой. Можно в общении с людьми зачерстветь: мол, кругом – одни негодяи, в творческом процессе – масса проблем… Но если вот эта зачерствелость переходит во внутреннее состояние, в творческий процесс – художнику конец! Потому что золотой запас должен отдельно храниться, накапливаться, лелеяться. Так сказать, до востребования… Например, я совершенно точно знаю, что могу писать картины. Но я не делаю этого просто потому, что у меня нет времени. Мог бы сочинять музыку, но времени тоже нет.

А времени Будкееву не хватало потому, что кроме личного творчества он занимался педагогической деятельностью. Много лет был заведующим кафедрой искусств Барнаульского педагогического университета, а с 2008 года стал доцентом кафедры истории отечественного и зарубежного искусства на факультете искусств АлтГУ.

Это была любовь!

Но как же пианист Сергей Будкеев, мечтавший стать кинооператором, превратился в музыканта, которому покорился самый могущественный и таинственный изо всех инструментов – орган?

В 1972 году Сергей Будкеев без труда поступил в Новосибирскую консерваторию по классу фортепиано. Там-то впервые в жизни и увидел настоящий «живой» орган и тут же вспомнил, как всегда страстно любил слушать пластинки с органной музыкой, то есть давно уже любил этот удивительный инструмент.

В те давние времена диплом профессионального органиста можно было получить только в Москве или Ленинграде, во всех остальных консерваториях страны действовали лишь факультативы. А о том, что в Барнауле может когда-нибудь появиться этот величественный инструмент, Сергей тогда и помыслить не мог. Иначе говоря, жгучей мотивации стать профессиональным органистом у Сергея не было. Но что-то неведомое все же заставило его поступить на органный факультатив и не только научиться играть на этом инструменте, но и получить невероятную радость от общения с этим звучащим чудом!

Окончив в 1977 году консерваторию, Сергей, вернувшись в Барнаул, стал преподавателем общего фортепиано в Алтайском государственном институте культуры, а затем по совместительству и специального фортепиано в Барнаульском музыкальном училище. И вдруг!.. В 1983 году Будкеева вызвали в крайком партии и спросили, правда ли то, что в консерватории он учился играть на органе?!

- А все дело оказалось в том, что один из тогдашних секретарей крайкома партии Александр Николаевич Невский недавно был в Москве и услышал, как его коллеги из Омска и Красноярска обсуждали установку в своих городах органов. И он спохватился: а у нас почему нет?

И эта случайная ситуация сподвигла наших чиновников заказать орган. А значит, им потребовались и органист, и органный мастер. Не знаю уж, как они искали, но вышли на меня.

Хождение по мукам

Пока в филармонии шли работы по установке органа, Сергея Будкеева послали на чешскую фирму «Ригер-Клосс» учиться на органного мастера. Но прежде – в Московскую филармонию к русскому мастеру, чтобы он приехал в Чехословакию не совсем уж полным невеждой. Несколько месяцев Сергей работал в концертном зале им. Чайковского, где, как известно, находится самый крупный в России орган.

И попал туда как в штормовое море: в самый разгар концертной деятельности. Но Сергей, несмотря на авральный режим работы, успел очень многому научиться. Более того, он пришел в Московскую консерваторию к выдающемуся органисту и педагогу Леониду Исааковичу Ройзману (ученику родоначальника органного искусства в России и композитора Александра Гедике) и попросил, чтобы тот принял его хотя бы на трехмесячные курсы игры на органе. И Ройзман не смог отказать упорному музыканту из «сибирской глубинки».

- И когда я уже стал и почти профессиональным органистом, и органным мастером, я поехал на фирму «Ригер-Клосс». На ту самую фирму, которая как раз делала орган для Барнаула. На нем-то я и учился и потому знаю его от и до. Ведь при мне его собирали, интонировали, настраивали, трубы делали. И потому, когда уже в Барнауле с органом что-то происходило, я не тыкался как слепой котенок, а находил поломку и без труда ее исправлял. То есть я то давал концерты, то ремонтом занимался…

Будкеев холил и лелеял свой орган как малого ребенка. По окончании каждого концертного сезона он только что не ночевал в краевой администрации, чтобы добыть денег на обязательный текущий ремонт своего инструмента. Почему «своего»? Да потому, что «благодаря» странным свойствам барнаульской культурной жизни выходило, что орган нужен главным образом самому Будкееву. Ведь это он на нем играет. Значит, ему и чинить!

- Я, по сути, все время находился в стрессовой ситуации. Особенно с начала 1990-х, когда государство бросило культуру на произвол судьбы. Достать запчасти стало практически невозможно. Я ходил по барнаульским базарам и даже, простите, помойкам и покупал-подбирал все, что мне могло пригодиться. Ездил в Москву на черный рынок и с рук покупал запчасти для органа. Деньги на это мне, слава богу, выделяли. И орган функционировал до тех пор, пока у него не «отказало сердце». В 1998 году вышел из строя мотор. А через два года и филармония закрылась на нескончаемый капитальный ремонт, который, возможно, длился бы до сих пор, если бы краевую администрацию не возглавил Александр Богданович Карлин. Человек с совершенно иным отношением к культурным ценностям, чем было у всех его предшественников…

Немцы изумлялись

«Сергею Будкееву надо памятник поставить за его долготерпение!» - сказал Александр Карлин на одном из культурных мероприятий незадолго до открытия органа.

И действительно Будкеев вполне мог бы покинуть Барнаул, ибо слухи-прогнозы по поводу умолкнувшего чудо-инструмента по городу ходили в большинстве своем неутешительные. Мало кто верил, что через двенадцать лет жизни под «саркофагом» старый орган можно будет отремонтировать. Тем более покупать новый.

А Будкеева между тем приглашали на работу и в крупные города Центральной России, и в Германию, и в Нидерланды. Но Сергей и не думал о переезде. Чтобы не потерять форму, он упражнялся на единственном в Сибири органе-портативе, который в начале девяностых изготовил для него органный мастер и друг Юрий Крячко.

Концертная же деятельность барнаульского органиста продолжалась и во многих городах России – Красноярске, Иркутске, Томске, Омске, Кемерове, Хабаровске, Ульяновске, Уфе, Челябинске - и за рубежом – в Германии, Чехословакии и Нидерландах. И всюду рядом с ним была его жена Светлана – верный друг и незаменимый ассистент. Полтора года назад она, увы, ушла из жизни…

С особым восторгом творчество сибирского маэстро принимали в самой музыкальной стране мира, то есть в Германии. Он играл в лучших соборах Дюссельдорфа, Мюнстера, Дортмунда, Эссена и других городов.

- Музыкально-педагогическое сотрудничество началось в 1994 году, когда в Барнаул приехали представители Мюнстерского университета. Мы, естественно, приготовили для гостей концертную программу, и меня попросили дать сольный концерт. Немцы были изумлены, что в такой дали от центров европейской культуры могут играть музыку Баха не хуже, чем они сами. Это просто вывело их из равновесия! – смеется Будкеев.

И Сергея Михайловича тут же пригласили в Мюнстер – дать Рождественский концерт в самом роскошном кафедральном соборе.

- Для меня это стало потрясением! Я осознал, что впервые в жизни играю на НАСТОЯЩЕМ органе! Он сам тебя учит, КАК надо играть. И не только орган, даже стены соборов учат! А играть на старинных немецких органах – это просто счастье!

Абонемент будет возрождён!

Вполне возможно, что именно знакомство с роскошными органами европейских стран и стало предпосылкой для научного и философского осмысления не столько музыкальной, сколько архитектурно-изобразительной роли органа в мировой культуре. И в декабре 2011 года Будкеев защитил докторскую диссертацию с почти космическим названием – «Архитектура органа как отражение картины мира». Эта, возможно, первая в мире работа такого рода открывает новое направление в искусствоведении, ибо главный акцент Будкеев-ученый делает не на музыкальной составляющей органа, а на его, так сказать, внешних формах и их влиянии на общество и отдельного человека.

Две превосходно изданные монографии, написанные в процессе работы над диссертацией, вскоре будут переведены на немецкий и английский языки.

С 2008 года, когда стало ясно, что средства для восстановления органа будут выделены, Будкеев, используя старые связи и новые знания, занялся мониторингом зарубежных органостроительных фирм, нашел оптимальный вариант и дал специалистам фирмы «Йоханнес Клайс» профессиональные рекомендации по реконструкции и расположению конструктивных элементов органа. Это в результате позволило значительно увеличить жанровые возможности самого сложного в мире инструмента.

- На сегодняшний день у нас лучший орган в России, - констатирует Будкеев.

- А вам не было обидно, что сыграть сольный концерт дали лишь месяца через два после открытия органа?

- Нисколько. Во-первых, я принимал участие в концерте, посвященном открытию органа. Во-вторых, в это время я работал над диссертацией. А в-третьих, это же здорово, что к нам приезжают выдающиеся зарубежные и отечественные органисты!

- Но, я думаю, поклонники вашего просветительского абонемента ждут его возобновления…

- Абонемент будет возрожден – на новом научном и художественном уровне. Потому что я сейчас совершенно по-иному понимаю сущность органной культуры, ее влияние на общественное сознание и высокую воспитательную роль.

- Почти тридцать лет вы были единственным в Барнауле органистом. Но я знаю, что вы готовите себе смену…

- Конечно! Сейчас у меня пять учеников. Надеюсь, среди них окажется тот, кто искренне полагает: «Где родился, там и пригодился…»

Елена Рябова