Клинок

В семье барнаульцев Астаховых хранится реликвия – шашка, с которой Борис Мефодьевич Астахов, кавалерист, прошел войну.

Ему шашка перешла в наследство от деда, а теперь ею гордятся уже внуки самого Бориса Мефодьевича – Саша и Иван. Шашка – полоса зазубренной стали. Лезвие с узорами, со звездами и полумесяцами, с углублениями – может, для красоты, а может, чтобы кровь стекала лучше. От шашки, как от всякого настоящего оружия, идет пугающая и волнующая энергетика. В простых ножнах, с отполированной за много лет рукоятью, эта шашка – память не только о лихой молодости Бориса Астахова, но и о страшной войне…

Минное поле

В середине 90-х мне довелось встретиться с Борисом Астаховым. Крепкий, улыбчивый – будто и не было за плечами почти 80 лет, четыре года из которых прошли на войне, зачастую в самом пекле. В армию он попал из Киевской академии художеств в 1939 году, после Халхин-Гола, заявив, что молодежь не может оставаться в стороне от таких событий. В 1941 году он, младший лейтенант, служил на Дальнем Востоке, и война для него началась вечером.

– 22 июня поехали вечером в село на танцы. Только нашли подружек – боевая тревога. Мы на коней – и в часть, – рассказывал Борис Мефодьевич.

В июле 21-ю Пермскую дивизию, в которой служил Астахов, перебросили под Ленинград. Там он, попавший в разведбат, взял первого языка.

– Мы вчетвером прошли к немцам. Стоим у блиндажа, они внутри поют, галдят – праздник у них какой-то. Хотели гранату в трубу бросить, кто выскочит – хватать. Нет, шумно. Ворваться – тоже стрельба. Решили ждать. Вышел офицер «до ветру». Я на него прыгнул с бруствера, по кадыку ударил. Притащили его и только у себя поняли, что он мертв – я ему гортань сломал. Ребята меня ругали: зря лазали... – даже спустя годы досадовал ветеран.

В эти места Борис Астахов приехал потом вместе с сыном Ярославом.

– В войну был лес, а я увидел огромное поле – деревья под корень сбили снарядами и осколками. Под ногами хрустело – осколки снарядов, мин. Каски валялись… А был 1959 год, – рассказывает Ярослав Астахов, юрист, директор центра подготовки специалистов в области безопасности предпринимательства. – Отец покурил. Помолчал. А неподалеку три-четыре лошади пасутся. Мы уходить – и одна пошла за нами и взорвалась! Батя сразу понял, что минные поля как были, так и остались – проходы сделали, а остальное бросили. Он нас в охапку и галопом оттуда...

На фронт – с кулаками

Там, под Ленинградом, его тяжело ранило – «разворотило бок, тазовую кость задело».

– В госпитале объявили запись в Новосибирское кавалерийское офицерское училище, и я решил сбежать. Из документов был с собой только партбилет, – рассказывал Борис Мефодьевич.

Астахов пробился на фронт буквально с кулаками – подрался с военкоматовским офицером, напомнив ему, что он б… тыловая, и его от греха отправили на передовую. От Москвы до Кенигсберга прошел он в кавалерийском корпусе генерала Доватора, в полку Савелия Журбы. За дедовской шашкой съездил домой еще из Новосибирска. Казачье родословие Астаховы вели с Дона, от тех казаков, которые в XVIII веке были переведены сюда для охраны отобранных у Демидова заводов.

– На лошади я ездил с детства. Отец у меня воевал в Гражданскую, дядя Даниил участвовал в Брусиловском прорыве, – вспоминал Астахов.

В Великую Отечественную хоть и редко, но случались лихие рубки нашей конницы с румынской.

– Это очень страшно сначала, – признавался Борис Мефодьевич. – Кавалерия летит вперед, все матерятся. Идти в атаку с матерками называлось «барнаулить» – не знаю почему. А через несколько мгновений тебя захлестывает – и ты уже ничего не помнишь. Тебя бьют, или ты бьешь… Это только в кино бьются один на один, а в настоящей драке машешь направо и налево, лишь бы попасть, валяешь на обе стороны. Ты теряешь человеческий облик. Конь от запаха крови звереет, и ты звереешь, сливаешься с ним, летишь кентавром. Мы в румынский строй врубились, и какой-то румын мне сзади в шею ткнул шашкой. Но сзади у меня был шерстяной башлык и еще шея у меня перевязана из-за ангины – застряла у него шашка, иначе с другой стороны вылезла бы. Румына этого коновод мой срубил…

– Однажды отец рассказал, как наша кавалерия столкнулась с казаками из корпуса белого генерала Краснова, который воевал на стороне немцев, – вспоминает Ярослав Астахов. – И люди стали узнавать друзей и родных. А потом пошли в атаку и стали друг друга рубить. После этого, отец говорил, многие сходили с ума…

Когда Советская армия вступила на немецкую землю, желание мстить было велико.

– Однажды приехал Буденный, построили всех, Буденный выехал вперед и сказал: «Казаки! Вы видели, что сделали проклятые немцы с нашей Родиной?! Так за каждый сожженный дом – по сожженной деревне, за деревню – по городу!» Пленных не брали.

«Хотел жениться – женись!»

С Татьяной Денщиковой, будущей своей женой, Борис Астахов познакомился в Алма-Ате, куда обоих забросила изогнутая, как казачья сабля, судьба. Астахов после демобилизации оказался в распоряжении Министерства культуры, которое отправило его в Алма-Ату художником в театр. Туда же, окончив театральный, в числе других молодых артисток приехала Татьяна. Рассказ о знакомстве родителей теперь семейная легенда.

– В русский драматический театр Алма-Аты в 1946 году пришли новые актеры и актрисы. Мама была в гимнастерке – она всю войну служила вольнонаемной на Дальнем Востоке в штабе фронта. Папа почувствовал, что она фронтовая девчонка, и сказал: «Я на тебе женюсь!» А мама на это ответила: «Видали мы таких!» Так и познакомились, – смеется Ярослав Астахов.

Год Астахов отваживал от Татьяны поклонников – для него, боксера-разрядника, чемпиона общества «Урожай», это было нетрудно. Это ли подействовало или еще что, но через год Татьяна пришла к нему и сказала: «Хотел жениться – женись!» Они прожили вместе до самой его смерти в 1998 году.

27 ноября 1991 года в «Алтайской правде» вышла статья «Казачьему роду нет переводу!», в которой рассказывалось в том числе и о Борисе Астахове. В полном соответствии с заголовком как раз в эти дни у Бориса Мефодьевича родился первый внук – Иван! Потом второй – Александр. Шашка деда висела тогда на ковре вместе с планшетом и наградами, притягивая мальчишеские взгляды. Александр рассказывает:

– Лет шесть мне было, когда я ее увидел, и тогда же вытащил из ножен. Тяжелая была… И вот прошли годы, и Александр, высокий, широкоплечий, такой же, наверное, как дед 70 лет назад, с характером, настоянным на дедовских рассказах о войне, на казачьем духе, уходит в армию, в десант, в крылатую гвардию. На вопрос, зачем ему служба, отвечает:

– Сильнее надо стать!

Их праздник

9 Мая было и остается в этой семье главным праздником – важнее всех других.

– Новый год можно было проспать, а 9 Мая встречали при полном параде, – говорит Наталья Астахова, жена Ярослава. – Накануне мыли квартиру, утром 9 Мая накрывали стол. Часов с десяти утра начинались звонки, появлялись первые гости. И так – до четырех часов дня. Это был поток…

О войне Борис Мефодьевич вспоминать не любил – это со мной,
журналистом, поговорил часа полтора. А сын его Ярослав рассказывает, что за все годы рассказов о войне было минут на пятнадцать – двадцать. И фильмы о войне не смотрел.

До нынешнего праздника ветераны не дожили – Борис Мефодьевич умер в ночь на 1 мая 1998 года, через четыре года, в 2002-м, умерла Татьяна Николаевна.

– Но и сейчас, хотя их уже нет, для меня День Победы – главный праздник. Когда я про акцию «Бессмертный полк» читаю, слышу – у меня слезы просятся. Мы в этом го-ду пойдем с их портретами, какой бы день ни был, – говорит Наталья Астахова. – Это же их праздник…