Чем удивила последняя в этом сезоне премьера краевого Театра драмы

Последняя в этом сезоне премьера краевого театра драмы – «Бесприданница» по Островскому – получилась дорогой и насыщенной разнообразной символикой. Но ее главную идею зрителю придется изобретать самостоятельно, складывая режиссерские концепты в произвольном порядке.

Постановщик Максим Астафьев и художница Мария Рыкова из Санкт-Петербурга использовали все, чтобы пробудить зрительские ощущения и ассоциации. Во второй половине спектакля сцену заливает вода. Задействован огромный экран: на нем плывут баржи, текут слова, высвечиваются целые диалоги героев, а в ключевом эпизоде вспорхнет в замедленной съемке гигантская белая голубка. Артисты выражают сильные эмоции своих персонажей пластикой и пляской.

Да что там, ради спектакля в театре специально сколотили музыкальную группу! Музыканты изображают цыган, которые у Островского были важной частью антуража волжской провинции. И вот простая история девушки, которую мать пытается выгодно пристроить замуж, продавая при этом задешево, тонет в избыточных подробностях, деталях костюма и сценического оформления, и длинных песнях, исполненных полностью.

Пьесе Островского ровно 140 лет, но выглядит она куда острее и актуальнее, чем львиная доля современной драматургии, ведь мы вновь живем в ситуации, когда в надежде на благополучие пытаемся «продавать себя». Не только в плохом, но и в нейтральном смысле – свое время, силы, способности. Сюжет известен по фильму «Жестокий романс»: в красавицу Ларису Огудалову из благородной, но бедной семьи влюблены все мужчины в провинциальном городе на Волге. Но жениться на бесприданнице никто не спешит. А она страдает по витальному помещику Паратову, который разбил ей сердце – и вот снова приехал в город  перед женитьбой на богатой невесте.

Но механический перенос действия в современность все же смещает акценты в поведении главной героини. Лариса Огудалова (ее играет Анна Бекчанова), одетая как типичная модная девушка наших дней, уже в прологе исполняет сдержанный стриптиз перед условным сердцеедом Паратовым, снимая через голову черную шифоновую юбку. Затем появляется на сцене под многозначительную песню «Машина динамо» и демонстрирует в основном уныние и раздражение. Да еще забинтованное запястье – тоже крайне многозначительная деталь (как и вообще все детали в спектакле), ведь бинтами к ее руке примотана розочка, подаренная возлюбленным! О том, что героиня все же не пустая ломака, мы узнаем ближе к финалу из ее сольного концертного номера: распустив волосы она проникновенно поет романс на стихи Высоцкого.

Пустоту образа главной героини дополнительно оттеняет незадачливый жених Карандышев – просто за счет обаяния актера Виктора Осипова, которое в глазах зрителей затмевает не самые благовидные мотивы его героя. Ну да, он откровенно использует красивую невесту, чтобы утереть носы более статусным соперникам, но он так наивен, как его не простить? А о склонности нашего Паратова (актер Александр Рогозин) к бездумному риску и широким жестам мы знаем лишь со слов влюбленной в него Ларисы. Сам он лениво танцует брейк с «цыганками», а при виде бывшей возлюбленной тоже играет уныние. Между этой главной парой спектакля не то что искры не летят – в сцене их первой встречи за эмоциональное наполнение момента отвечают тревожная музыка и строки из диалога, мелькающие на экране.

Вот и получается, что идейный и эмоциональный перевес постановки Максима Астафьева случайно или намеренно оказывается на стороне «зажиточных купцов» наших дней, пожилого циника Кнурова, сдержанно сыгранного Александром Хряковым, и зарвавшегося мажора Вожеватова (экспрессивный Дмитрий Плеханов). Они носят франтоватые костюмы-тройки и не появляются на сцене без тростей, которые не раз используют в эротическом садомазохистском контексте. Скажем, в одной из самых отталкивающих сцен Кнуров «играет» тростью как смычком на Огудаловой-старшей как на виолончели. Зато уж между этими персонажами есть подспудное недоброе напряжение, и наблюдать за развитием их взаимоотношений как минимум любопытно.

А вот посочувствовать в этом холодном мирке, где никто не живет и не умирает всерьез, можно разве что эпизодическому Робинзону – артисту-выпивохе и смутьяну, которого случайно привез с собой Паратов. Его играет Эдуард Тимошенко, для которого не придумано ни затейливой пластики, ни песни. Но с каждым его выходом в спектакле вдруг появляется и человечность, и искренняя горечь разрушенных надежд. И юмор – чего стоит одна только интонация, с которой он просит опохмелиться: «Серж! Полдень, мой друг, я стражду!» Закаленных обманщиков, манипуляторов, зажиточных кукловодов, разыгрывающих жизни в орлянку, никому не обхитрить. Так что Парижа нашему Робинзону в нелепом розовом фраке не видать как своих ушей – и в этот момент так легко припомнить свой собственный несостоявшийся «Париж».