«Люблю тебя, как Сашенька!»

В этой истории два главных героя. Они были жителями одного села Грачёво, а ныне Старокрайчиково, бывшего Тальменского, теперь Первомайского района.

Оба мужчины родились здесь, мальчишками начали помогать взрослым в поле, а в свободное время пропадали на речке Чумыш. Выросли, возмужали, завели семьи,  а как началась война, оба ушли на фронт. Только судьба каждого сложилась на особицу.

«Воевал честно…»

Первый - Александр Ошкин был постарше, 1904 года рождения, у него уже подрастали дети. Второй - Семён Прокушкин женился перед войной, потомством обзавестись не успел. Александр Александрович – дед нашей давней читательницы Тамары Мешковой, которая и поведала нам эту историю фактически, как очевидец.

Саша Ошкин был мужчина могучего телосложения, самый сильный в деревне. До 70 лет он работал скотником на ферме, не боялся никакой тяжёлой работы. Фронтовик дошёл до Берлина без единого ранения и вернулся домой жив-здоров, единственный в селе не покалеченный войной. Все мужики, которые уцелели, приходили с фронта израненными, инвалидами. У его соседа, например, не было ноги, лучший друг тяжело контужен. Тамара рассказывает:

– Мой дед уходил на войну, не веря ни в Бога, ни в какие-либо провидения. Воевал честно, по приказу сразу поднимался в атаку. Однажды во время наступательной операции их часть освободила от фашистов очередное село. Он зашёл в одну избу, попросил у пожилой хозяйки напиться воды и поделился с ней своим солдатским пайком. А хозяйка оказалась не то ясновидящей, не то гадалкой, в нашем селе таких ворожей называли сербиянками, потому что странствовали, как цыгане, а может, они ими и были. Женщина тогда сказала Александру: «Ты, сынок, ничего не бойся. Иди на все задания смело, у тебя не будет ни одного ранения». Он ей не поверил и всё забыл.

Но потом дед вспоминал несколько удивительных случаев спасения, которым поначалу не придавал значения. Однажды их солдатский эшелон остановился на станции, сказали, что стоять будет недолго, всем оставаться на своих местах. А мой дед давно хотел пить, поэтому выскочил из вагона и побежал к колонке набрать воды. В это время налетели немецкие самолёты, эшелон разбомбили, а он остался невредимым у колонки. В другой раз лежали с бойцами в окопах. Вдруг деду захотелось отлучиться по нужде. Пока бегал за пригорок, миномётная очередь накрыла его товарищей.

Я помню, как он рассказывал о форсировании реки Одер. Надо было самому переплыть да ещё на плотах орудия перетащить на тот берег. Гремел жестокий бой: пулемётные и автоматные очереди, стрельба из миномётов, взрывы,  фонтаны брызг, ничего не разобрать. Вокруг гибли люди, и вдруг дед поймал себя на мысли, что все пули летят мимо, не задевая его. Удивился и вспомнил предсказание сербиянки. Тогда и почувствовал себя заговорённым. Так и дошёл Александр Ошкин до Берлина. Вернулся домой как герой, весь в наградах.

А вот его 18-летний сын Николай успел провоевать всего три месяца. Погиб в 1943 году в боях за Украину, похоронен в пяти километрах от села Шевченко Черниговской области. В Грачёво тогда многие получили похоронки - кто на мужей и отцов, кто на сыновей.

Пришла беда и в дом Семёна Прокушкина, в котором жили его мать и жена Сашенька. Они получили извещение, что Семён пропал без вести. Долго горевали женщины, уже и война закончилась, и уцелевшие фронтовики вернулись, а о Семёне не было никаких известий. Мать потеряла надежду и, чувствуя, что ей осталось недолго, решила справить по сыну поминки, пригласила к себе односельчан. А Сашенька с ними за стол не села, отказалась поминать: «Он живой, я его дождусь!» В селе дивились её поступку, вся деревня мужика похоронила, а жена – нет.

«Где был? В плену»

– Тогда фронтовики не пользовались никакими льготами. Главная радость деда была в том, что ему в виде исключения разрешили держать дома коня. Это была гнедая кобыла орловской породы по кличке Дама, почти ручная. Когда мы, маленькие ребятишки, затевали игры и прятались под ней, она стояла смирно, боясь переступить с ноги на ногу, чтобы никого не задеть.

Дед был уважаемый человек в селе и добрый. Если нужно кому-то привезти дрова, съездить на сенокос,  в лес по грибы или на базар в райцентр, он давал им лошадь с телегой. Особенно жалел вдов фронтовиков, одиноких женщин, которым некому помочь в хозяйстве. Правда,  в селе подозревали, что он иногда захаживает к кому-нибудь, но доказательств не было. Чтобы не порождать пустых слухов, женщины старались не общаться с ним наедине, а с просьбами обращались прилюдно.

Осенью 1952 года Александр Ошкин поехал на станцию Тальменка, что находится в 35 километрах от села, провожать кого-то на поезд. Помахал рукой и уже хотел покинуть перрон, как его окликнул незнакомый голос: «Санька!» Обернулся и увидел сильно измождённого, плохо одетого человека, одни кости – живой скелет. Тот опять назвал его по имени, как деревенские: «Санька!» – «А ты кто?» – «Я Семён Прокушкин». – «Где ж ты был столько лет?» – «В плену».

Александр обрадовался, схватил односельчанина на руки, отнёс в телегу, забежал в магазин, купил хлеба, кое-какой закуски, бутылочку вина и помчался домой к своему тальменскому другу. Во-первых, надо было бывшего узника накормить, прежде чем трясти его в телеге по просёлочным дорогам, а во-вторых, отметить такую нечаянную встречу, поделиться радостью с товарищем. Но Семён ел мало, а вино лишь пригубил, рассказывая о годах, проведённых в плену, о том, как прошёл пересыльные пункты, проверки. Когда его отпустили, стал добираться на Алтай из Москвы.

Уже стемнело, когда Александр повёз Семёна домой. По дороге тот расспрашивал, как живут его родные. Возница не стал скрывать: «Мать твоя умерла, сестра недавно вышла замуж. Сашенька живёт в твоём доме». – «Она, наверное, тоже вышла замуж?» – осторожно поинтересовался Семён. «Да нет, я к ней похаживаю», – пошутил Александр, пребывавший после стопочки в приподнятом настроении. Семён был так слаб, что и не подумал выяснять отношения с могучим односельчанином. Только сказал: «Бог вам судья». Потом поговорили о друзьях и знакомых. К дому Сашеньки подъехали уже в первом часу ночи.

«Семён, выходи!»

Александр сказал: «Подожди пока, не заходи,  надо её подготовить». И постучал в дверь. Саша встала: «Кто там?» – «Открой, надо серьёзно поговорить». Женщина начала его прогонять и корить из-за двери: «Уходи, чего меня позоришь?» Но Александр настаивал: «Открой, дело есть».

Сашенька оделась, вышла на крыльцо: «В дом не пущу, что хотел сказать, говори здесь. Зачем пришёл?» В тот момент до Семёна дошло, что Александр с ним пошутил, его жена даже на порог не пускает другого мужчину, чтобы не давать повода для лишних пересудов.

– Я был в Тальменке, видел Семёна.

– Уходи. Евдокии твоей расскажу, что ты ко мне ночью приходил,  – не поверила женщина.

Тогда Александр крикнул: «Семён, выходи из-за угла!» Увидев мужа, Саша от неожиданности потеряла сознание. Тут же, в сенях, Ошкин вылил на неё ведро холодной воды и, мокрую, отнёс на кровать. Когда Сашенька очнулась, подал ей сухое платье: «На, переодевайся, я отвернусь». А Семён без сил сидел на стуле, оглядывал избу, в которой он не был больше десяти лет. Наконец Саша окончательно пришла в себя, засуетилась, кинулась поджаривать яйца с салом, а Александра попросила слазить в погреб за черёмуховой настойкой. Так они, сидя за столом втроём, не столько пили и ели, сколько вспоминали и плакали.

Коня фронтовик распряг, и он простоял у Сашиных ворот до самого рассвета. Когда рано утром женщины погнали в стадо своих коров, увидели знакомую повозку. Евдокии немедленно доложили: «Ваша кобыла стоит у Сашиного дома, наверное, гуляка до неё добрался!»

– Бабушка была не из тех, кто следит за мужем, хотя товарки и старались передавать ей слухи о загулах супруга, – говорит Тамара Мешкова. – Проверять очередную сплетню она не пошла, а когда дед вернулся домой, пристыдила его: «Зачем позоришь семью и детей? Всё село знает, где ты ночевал». Дед засмеялся: «Да ты что, Евдокия! Большая радость. Я Сашеньке привёз мужа, Семёна! Мы всю ночь проговорили».

Сашенька летала от радости сама не своя: «Дождалась, так верила и надеялась!» Она выхаживала мужа, старалась получше его кормить, и вскоре Семён поправился, пошел работать в совхоз. Ухаживал за телятами, возил для них сено, обрат, трудился на ферме вместе с мамой Тамары Екатериной Александровной. В 1955 году у них с Сашенькой родилась первая дочь, через два года – вторая. Девочек своих Семён обожал, успел увидеть, как они растут. Он не дожил до пенсии полгода, подвело сердце. Но всегда говорил: «Я так счастлив, что умру на своей земле!»

Сашеньку, которая продолжала ждать мужа и после войны, не веря в его гибель, в селе зауважали ещё больше. Она была для всех примером любви и верности. В те годы, чтобы объясниться друг другу в чувствах, молодые люди говорили: «Я тебя люблю, как Сашенька Семёна!»