Новый омбудсмен Алтайского края рассказал о первых успехах и текущих проблемах

Ровно три месяца назад, 31 августа, новым Уполномоченным по правам человека в Алтайском крае депутаты АКЗС назначили своего коллегу – Антона Васильева. Эта осень в новой должности выдалась для омбудсмена весьма непростой и жаркой.

Главные темы

– Антон Александрович, для начала расскажите историю с установкой пандуса для инвалида-бийчанина, которая «засветилась» даже на губернаторской прямой линии.

– Было несколько подобных тем, не только в Бийске. Они актуальны для всех округов, где есть многоквартирные дома. С сентября мы помогали пожилым жительницам Барнаула добиться от УК установки поручней на выходе из подъезда. В начале ноября они были установлены. Это не прихоть отдельных людей, а вопрос безопасности сейчас, когда на улице так скользко. 

А бийский парень – инвалид с весны прошлого года – вел переписку с властями наукограда, и все это время ему отвечали, что пандусы – сфера ответственности жильцов дома. То есть, на общем собрании собственники должны проголосовать за, собрать средства, провести работы. Но это не нужно здоровым, проблемы людей маломобильных их не касаются. Уполномоченный по правам человека неоднократно обращался к муниципалитету с просьбой посодействовать, однако вопрос не решался. Наконец, прокуратура Бийска – гордость за нее берет – вышла в суд с иском, где указала, что создание доступной среды для инвалидов, соблюдение их прав – обязанность муниципалитета. Суд согласился с этой позицией, пандус установили за счет местного бюджета. Такое толкование закона я считаю правильным.

– Какие темы отрабатываете в связи с СВО?

– Разбираемся со случаями невыплат денежного довольствия военнослужащим. Удалось помочь участнику СВО (полгода после тяжелого ранения он не мог добиться установки титановой пластины в госпитале Новосибирска) при содействии моей новосибирской коллеги Нины Николаевны Шалабаевой. Невероятно сложен поиск бойцов, которые долго не выходят на связь с родными. Когда поступают такие просьбы, мы обращаемся в военную прокуратуру, к командованию ЮВО и ОГВ. Предполагая, что человек мог попасть в плен, связываемся с Татьяной Николаевной Москальковой (российским омбудсменом. – (Прим. авт). Потом ждем ответов, это самое трудное для матерей, жен, сестер. И для нас, если обнадежить их нечем. Казалось бы, процедура поиска детализирована, и опыт работы немалый, но, увы, мы всякий раз не уверены, что удастся ответить оперативно и исчерпывающе. Ни у кого в таком деле нет уверенности.

«Не требуя привилегий»

– Сдвинулась ли с места тема присвоения статуса ветерана боевых действий? Насколько знаю, тут тоже были проблемы.

– В основном у тех, кто ушел на СВО добровольцем или в составе ЧВК «Вагнер». Эта категория выпадала из системы поддержки, сложно было получить нужные справки, ведь для закона и Минобороны эти люди просто не существовали. Но вышел приказ ведомства, определяющий порядок оформления статуса и для них. Военкоматам предписано выдавать соответствующие документы, запрашивать в органах военного управления информацию об участии человека в боевых действиях.

– Почему, как вы думаете, положенное по закону люди вынуждены буквально продавливать?

– Общаясь с людьми, которые к нам обращаются, мы выяснили, что, во-первых, они часто не знают о мерах поддержки. Мы подсказываем, какие документы собрать, как взаимодействовать с компетентными органами. Во-вторых, есть избыточный бюрократизм, когда в стремлении соблюсти закон чиновник уже не видит человека, чьи интересы он призван защищать. В идеале все профильные ведомства должны действовать оперативно. Но не случайно ведь был создан государственный фонд «Защитники Отечества» – как раз для того, чтобы он устранял сбои, оказывал воинам и их близким психологическую и социальную помощь. Мы ведь впервые проживаем подобную историю обращений.

– А Великая Отечественная? Жили же как-то люди без компьютеров, без персонифицированных систем учета…

– Это парадоксально, но термина «участник Великой Отечественной войны» не было вплоть до середины 1970-х годов, когда вышел указ Верховного Совета СССР. Те, кто вернулся с фронта живыми и трудоспособными, работали наравне со всеми, не требуя статусов и привилегий. Или, как мой дед Александр Тимофеевич, продолжали служить. На нем врачи в 1946-м крест поставили, а он еще 25 лет нес офицерскую службу. Уволился в запас подполковником, прожил 84 года. И вои-
нов-интернационалистов, выполнявших свой долг в Афганистане, официально признали лишь в начале девяностых.

– То есть, закон всегда отстает от событий?

– В какой-то степени. Чем это оправдать? Вероятно тем, что стране нужно было время, чтобы аккумулировать ресурсы, дать оценку подвигу народа, скромности наших людей. Это особая история. Наши деды мало говорили о войне и у страны ничего не просили. То время не сравнить с нынешним, когда государство целенаправленно выстраивает систему поддержки участников боевых действий на всех уровнях. Меры колоссальные: от выплат до выделения земельных участков.

Цифра нам поможет

– Коль вы уже коснулись темы бюрократии, можете какое-то из ведомств похвалить или наоборот?

– К чести госорганов, порядка в их работе с гражданами больше, нежели хаоса. Так, цифровые технологии помогают Министерству социальной защиты в проактивной работе с нуждающимися. Сложно контактировать с военными структурами, но надо понимать, в каких условиях они находятся сейчас. Я не говорю о случаях, когда обращение бесконечно передается по инстанциям, переписка затягивается неоправданно, в то время как люди ждут. Аплодирую прокуратуре, которая выходит с жесткими мерами реагирования по отношению к ведомствам, допускающих волокиту, и оперативно откликается на наши просьбы.

– Может, в интересах человека проще правовое поле изменить, а не бюрократическую машину?

– Так и происходит, причем на наших глазах. Гармоничные отношения личности и власти – это не про преклонение перед начальством, не про волокиту, не про бюрократов, проникших во все сферы. «До Бога высоко, до царя далеко» – знакомо? Выход – в цифровых технологиях. Перевод услуг в электронную форму, от оформления паспорта до устройства ребенка в детский сад, выключает человеческий фактор, возможность влиять на исход решения, вымогать. Главы муниципалитетов и ведомств теперь открыты, они ведут свои аккаунты, и любой пользователь может им написать, задать вопросы.

– Назовите системные проблемы края, наиболее серьезные, на ваш взгляд.

– Кадровые. Недавно в Шелаболихе прошел Общественный совет по теме нехватки медиков. Дабы смягчить дефицит, местную ЦРБ присоединили к Павловской, но на всю объединенную территорию работает лишь две бригады скорой помощи, пациенты ждут ее часами. Бывает, что не дожидаются, увы, если ситуация критическая. Есть техника, больницы с современной аппаратурой, а работать в них некому.

– Получается, работающие в регионах нацпроекты помогли укрепить материальную базу медицины, но не решили ее кадровых вопросов?

– Это важно, конечно, в каких условиях, на каком оборудовании работают специалисты. Но надо, чтобы они в принципе были – медики, педагоги, культработники и другие бюджетники, от которых зависит качество человеческого капитала. Богатые регионы предлагают врачам такие зарплаты, что они скопом уезжают из провинции зарабатывать. И вряд ли кто-то из них вернется назад. Это для кого-то секрет? Или кто-то считает здравой такую кадровую политику? Знаете, один доктор задал простой вопрос. Чем отличается хирургическая операция по одному и тому же поводу, проведенная в Москве и в сельской ЦРБ на Алтае? Ответ: ничем. Те же технологии, те же методики. Разница – в зарплатах хирургов. Столичный в четыре раза больше нашего получает. В России должна быть единая тарифная сетка оплаты труда бюджетников (слово это стало уже символом бедности). Ведь именно они – истинная элита страны. Глядишь, и перестанут врачи с учителями уезжать на Севера да в столицы. Они останутся здесь лечить и учить, тогда многие проблемы решатся автоматически.

Справка: