«Лесное озеро» и мальчик в сомбреро. Рассказываем об алтайском мастере сельской живописи

Конь-огонь, вырезанный отцом из березовой чурки, и тюбик кадмия красного, деньги на который, 50 копеек, выделила мама из своей 27-рублевой зарплаты. Это – раннее детство самобытного живописца из Кытманово Виктора Мартынкина, которого в селе называют мастером сельского пейзажа. В октябре, когда в России отмечают День художника, мы побывали в его мастерской.

По памяти

Его работы известны далеко за пределами района. Они украшают галереи края, краевую библиотеку имени Шишкова, дома российских знаменитостей. В зарубежные частные коллекции попали «Лесное озеро» и «Весенний вечер», в качестве экспонатов Международной выставки «Из России – с любовью» (организатор – фонд ЮНЕСКО) побывавшие в Греции и Китае.

Перешагнув порог 70-летия, Виктор Васильевич понял, что для создания очередного пейзажа ему совсем не обязательно мотаться с тяжелым этюдником по окрестностям. И без того прекрасно помнит каждый колок березовый, каждый всполох местной зари… Ведь родился и вырос здесь.

Мартынкина часто называют мастером сельской живописи, но это не вся правда о нем. Мы, к примеру, потеряли счет времени за созерцанием авторских портретов. Девушка с улыбкой Моны Лизы и грустинкой в глазах – да это же Ольга Родионова, наша коллега, редактор кытмановской районной газеты «Сельский вестник». Экс-начальник ГОВД Новоалтайска Алексей Долматов, погибший в Чечне, куда ездил шесть раз. Озорной мальчишка в сомбреро – внук Саша. Мама Евдокия Дмитриевна, чей лик – иллюстрация к некрасовскому «Есть женщины в русских селеньях…».

Отца Василия Николаевича художник почти не помнит. Он умер за день до смерти Сталина, в марте 1953 года. За всесоюзным трауром Кытманово не заметило ухода скромного труженика. Вите в тот год пять лет исполнилось.

Вместе с мамой и братьями они жили в землянке на улице Октябрьской. Любая обновка – радость. Коробка цветных карандашей «Спартак» – настоящее счастье. Евдокия Дмитриевна, оставшаяся с тремя мальчишками на руках, затаила дыхание, когда заметила, как рисует ее старший. Но чем могла колхозница поддержать этот дар? К слову, она красавицей была и сватали ее не раз завидные женихи района. Но замуж женщина больше не пошла. «Сыновей на мужика не променяю», – отрезала все ухаживания.

«Мы «слушали» небо»

Рисовал Витя в тетрадках, на любом клочке пригодной бумаги. Альбомы у него появились, когда уже в школе учился. Уроки рисования вел Алексей Васильевич Тарасов, фронтовик, художник-любитель. Он разглядел в Вите редкую способность видеть главное – в природе ли, в человеке. И все удивлялся, откуда это в ребенке, никогда не учившемся основам живописи? Ученик не знал, что такое самородок, и продолжал подражать великим мастерам, читать редкие книги по изо, изредка находившиеся в библиотеке. Особенно хорошо у него получались исторические личности – Суворов, Кутузов, Маркс. «Делал» их с иллюстраций, которые печатали в журналах. И первую серьезную копию с картины Васнецова «Иван-царевич на Сером Волке» нарисовал еще школьником.

Тарасов подарил своему воспитаннику тюбик стронциевых белил. Масляные краски – это был уже новый уровень. Из копеек, выдаваемых матерью, мальчик умудрялся покупать страшный по тем временам дефицит: то кадмий красный, то берлинскую лазурь… Однажды друг Женька Петров, вернувшись с отцом из Тогула, сообщил сногсшибательную новость: там продают какие хочешь! Сговорились ехать утром вместе, на велосипедах, за 39 километров от Кытманово. От волнения Витя не спал всю ночь. А успеют ли? А не раскупят ли? А хватит ли денег? 
К тому времени подросток уже подрабатывал в заготконторе, помогал матери.

В армию 18-летний парень уходил попрощавшись на два года с мольбертом. Но оказалось, и в ратной жизни художники нарасхват, надо же было кому-то оформлять смотры строевой песни и наглядную агитацию. Распределение бойцов из Красноярской авиашколы шло примерно по этому принципу. В 1968 году Виктор попал в Ивано-Франковскую область, а оттуда – в Чехословакию, на события Пражской весны. Вот как он вспоминает их:

– У границ этой европейской страны тогда войска НАТО стояли, ждали отмашки своего командования. Но получили серьезный отпор с нашей стороны. У нас там три полка авиадивизии стояли. Я служил оператором счетно-решающих устройств систем радиолокации, получил тогда звание сержанта и в подчинение – 27 человек. Мы «слушали» небо. Занимались наведением авиации на самолеты противника. Молод был, но помню хорошо, что пожилых, переживших войну, в рядах демонстрантов не было. Волнения поддерживали в основном студенты. Те, кто лиха не хлебнул, идиоты, падкие на пропаганду западных спецслужб. Много лет прошло, и сейчас все чаще те события представляются в искаженном свете.

«Такие лапоньки»

После армии, едва сержант Мартынкин вернулся в родное Кытманово, позвали его в школу учительствовать.

– А мне стыдно, ведь в аттестате одни тройки. Какой из меня учитель... В общем, направили меня в Октябрьскую школу преподавать рисование. Первый урок  начал с демонстрации своих работ. Ко мне в кружок изо в тот же день записались тридцать ребят. Параллельно вел футбольную секцию и сам не заметил, как втянулся в комсомольскую работу. А следующий шаг – партия, направляли учиться в Высшую партийную школу. А мне так не хотелось: понимал, что это не для меня, не смогу отказаться от собственного мнения. И чтобы никому ничего не доказывать, сбежал. В Бийск. Поступил в педучилище. Вроде случайно вышло, а получилось, что на всю жизнь, – рассказывает собеседник.

Отучился – вернулся домой с новеньким дипломом преподавателя рисования и черчения, устроился в художественную мастерскую. Снова, как когда-то в армии, оформлял Ленинские комнаты, красные уголки, рисовал наглядную агитацию для учреждений. Мечту своей мамы о том, чтобы сын выучился на профессионального художника, увы, так и не исполнил. Собирался в свое время во Владивосток, в институт искусств и культуры, но не получил пропуска на въезд в режимный город. Так и остался в Кытманово.

В 90-е Виктор Васильевич возглавил районный комитет по культуре, на этой должности оставался в самые трудные годы, если точнее – 17 лет. Умудрился не растерять кадры, наоборот, укрепил команду свежими силами. При нем появились и известные коллективы, такие как театр «Пульс», вокальная группа «Русская песня» и художественное отделение Кытмановской ДШИ. Он гордился, конечно, но был ли счастлив? Ведь на главное дело жизни не хватало времени. Лишь на пенсии он получил его вдоволь и сейчас без оглядки на часы работает над пейзажами, портретами, иконами. Да, и это направление ему открылось с годами, когда душа попросила.

На иконопись самобытного мастера благословил митрополит Барнаульский и Алтайский Сергий. Теперь в храмах края есть и иконы кисти Мартынкина. С тех пор над чем бы ни работал, будь то «Владимирская Богоматерь», «Ангел Златые Власы» или «Спас Нерукотворный», словно кто-то сверху и мысли его выправляет, и кистью водит:

– Иконы сами по себе меняют состояние человека, его не описать словами. Но это не только иконописи касается. Художнику разрешено подходить к мольберту с чистыми помыслами, с ясной головой. Потому что на нем – ответственность за каждый мазок, за фальшь его и правдивость. Нельзя приступать к работе без любви к своим героям. Посмотрите на портреты, которые я писал в разные годы. Все они – люди светлые, такие лапоньки.

– А если не лапоньки? Не станете рисовать?
– Да, скорее всего, не возьмусь. Как-то хотел написать лицо одного неумного и неприятного человека, слишком показательным оно было. Но недооценил его. Он отказался. Видимо, понял, что в портрете человек раскрывается.
– А почему в вашей галерее нет портрета жены художника?
– Ольга – моя муза, без нее не было бы у меня семьи, любимых детей, вообще ничего хорошего из меня не вышло бы. Посмотрите, какой уютной стала эта мастерская стараниями супруги. Давно мечтаю написать ее портрет, но она вредничает, капризничает, как любая красавица. Не хочу – и всё тут.

Удивительна все-таки способность этого человека останавливать время. За окном утренний мажор «турецкой голубой» давно уже сменился «петербургской серой». В чашке остывал чай – «вишневый тавуш», и настроение было «ультрамарина розового».