КЛЕСУНОВЫ

Есть люди, которые и в глубокой старости удивляют светлой памятью, остротой и мудростью ума и особой, не всегда свойственной их возрасту опрятностью. Как правило, осень жизни дарует им и красоту зрелости, когда каждая морщинка к лицу и седина, как первый снег…

Вот и старожилы села Никольского супруги Клесуновы из той редкой породы. Вместе они уже более полувека. А еще – знамениты на всю округу тем, что народили и воспитали семерых детей, вынянчили 12 внуков и 18 правнуков. Это ли не святой родительский подвиг, за который Мария Семеновна удостоена трех медалей, а теперь и Николай Андреевич представлен к награде: достойное дополнение к орденам и медалям за фронтовые подвиги.

Опаленные войной

Полдня гощу на клесуновском подворье. Оно вольно раскинулось на окраине села. С одной стороны – степь до самых предгорий, с другой – речка и пруд, а дорога к ближайшим соседям лежит через дамбу, которую рукастый дед Коля строил с пацанами по собственному проекту и вот уже 20 лет обслуживает добровольно.

Показывает стариковский двор внук Клесуновых – Володя. Он живет в отдельном доме, работает участковым милиционером и все старается догнать деда с бабкой по числу ребятни.

- Пока четыре сыночка да на утеху матери – дочка, - в хитроватой улыбке топорщатся его усы. – Да какие наши годы! Может, и расстараемся. А то дожили, скоро в школе учить будет некого.

Тема эта для нынешних сел, особенно малых, больная, в двух словах ее не обсудишь, в пяти газетных строках не раскроешь, а потому возвращаю собеседника на дедовский двор.

- А не тяжело ли одним-то жить? Не по возрасту ноша.

- Так звали же. И не раз и не два. Все готовы принять. Да разве оторвешь наших стариков от их гнезда. Здесь же каждое бревнышко, доска в заборе их руками обласканы. Да и пролито пота ни на один наш пруд. Пойдемте-ка почаевничаем да попросим деда с бабушкой рассказать, как они свою жизнь строили.

Вот эти истории, с запахом пота, крови и гари.

- Меня в армию призвали в 17 лет, - рассказывает Николай Андреевич. – Думал, сразу на фронт повезут, а попал в Красноярскую полковую школу. Ох и погоняли нас там! До сих пор спина помнит тяжесть станкового пулемета.

Потом была Восточная Пруссия. Дошел до Кенигсберга. Там и ногу свою схоронил.

После больших боев стояли на отдыхе, а тут в тылу фашистская группировка объявилась. Нам и приказали ее уничтожить.

Тройным ранением закончилась для меня война. Когда очнулся, нога на лоскутах кожи держится. Год в госпитале провалялся. Чудом выжил. Семь месяцев на спине пролежал – и ни одного пролежня. А высох как! Килограммов 40 от здорового мужика осталось.

Хорошо помню, как машину протезов привезли. Нас же многих война обезножила. Примеряем и материмся… Горькое это зрелище, скажу я вам – нецелованные калеки…

Замолчал Николай Андреевич, словно споткнулся в том своем суровом времени. Затаенно сопереживая, мы ждали продолжения, но тут, скользнув влажным взглядом по мужу, повела свой монолог Мария Семеновна.

- И в тылу, отец, горше горького было. Я девчонкой войну пережила, а работать пришлось вровень со взрослыми. И голодать довелось, и обноски донашивать. А горше всего, когда тебя, еще дитя неразумное, силой заставляют мужицкую ношу нести.

А ведь все выдержали, а потом еще и детей нарожали кучу, не в пример нынешним бабам. Да что мы все о печальном, давай-ка, Катя, угощай гостей нашими клесуновскими блинами, а потом мы с дедом расскажем, как мы этот дом ставили, из которого вы нас тянете, а мы упираемся да отбрыкиваемся как молодые…

Сватовство отставного сержанта

И все-таки большой хитрован Николай Андреевич. Пока мы угощались, он не поленился сходить за баяном и задорным перебором клавиш известил о том, что пора перевести разговор на более веселую тему. Но прежде чем начать свой рассказ, он, лихо наигрывая при этом «По диким степям Забайкалья», доложил нам, что в его инструментальном арсенале есть шесть баянов, гармонь и даже аккордеон. Но последний он не жалует, баян душевнее и ближе русской натуре.

- А ведь дед первый на всю округу баянист, - поясняет мне по ходу действия внук Володя. – Слух идеальный, а нотной грамоте не обучен.

Но вот замолчал баян. Минутная пауза. И снова голос Николая Андреевича зовет нас в другое, далекое, но уже послевоенное время.

- После года госпиталя вышла мне полная отставка от ратных дел. И покондылял я домой, на Алтай. Хоть и без ноги, а не слепой, вижу, как обезлюдило лихое время города и села. Значит, надо восстанавливать народонаселение страны. К тому же женилка в полной сохранности. Вот и приглядел в соседнем селе одну особу, даже переночевал, да не срослось. Утром отец с матерью за мной приехали. Возвращаемся в Никольское, и тут мама вдруг вспомнила: «У Паниных-то девка больно хороша!»

И кто только сватается по утрам? Разве только такие отчаюги, как Клесуновы.

Рискнули, значит, и тут мне повезло. А тебе, мать?

Дедовы глаза купаются в ласковом озорстве. Ну и Мария Семеновна за долгую совместную жизнь научилась играть веселым шутовством мужа как мячиком.

- Да успокойся, старый. Все как по жизни было, хоть и не виделись до этого ни разу, да потом слюбились. Потому и народили столько, внуками и правнуками обросли. И дом этот поставили.

Если жену Николай Андреевич привез из соседней Таловки, то дом-то на нынешнее подворье приехал сам из Локтевки, что в нескольких верстах от Никольского. Вернее, приехал на хлыстах.

- Тогда угольная дорога еще была. Вот и подвели мы хлысты под дом и волоком притащили. И отметьте, в окошках ни одно стеклышко не треснуло.

Это уже Николай Андреевич дополняет с веселой улыбкой.

- И что тут смешного, - не сдается Мария Семеновна, и, уже обращаясь ко мне, поясняет: - Мы как сошлись с Колей, и вспомнить-то то время страшно. Голь перекатная, да и только. На нем армейские обноски, на мне – фуфайчонка киргизская. А как народили первого, так завернуть не во что. Время бедовое, никто и пятака ржавого не дал. Все своими рученьками. Много ли я тогда в хозяйстве могла наработать, а у Коли пенсия – 13 рублей. Но он у меня мастеровой. Все это подворье через его руки прошло.

Скотину держали. Я всю семью обвязывала. Детишки в моих носках да в отцовых самокатах щеголяли.

- А про пчел забыла, - успевает вставить слово Николай Андреевич. – До 30 семей выставляли…

- То-то говорят, что все девки клесуновские медовые и бедовые.

Это уже подает голос кто-то из дочерей.

- Ну не греши, - тут же одергивает озорницу Мария Семеновна. – За всю жизнь про своих детей слово дурного не слыхивала.

Сказано это было так искренне и по-домашнему просто, что разом прошла скованность нашего недолгого гостевания. Разговор стал общим, в него включились и приехавшие со мной заместитель главы администрации района Владимир Коренский, и глава поселения Александр Медведев, и даже суровый на вид водитель Николай Александрович. Поглядеть со стороны, послушать – ну прямо чаевничает за столом большая и дружная семья.

Благодарение

Пользуясь случаем, незаметно увожу стариков в горницу, чтобы сфотографировать. Позированием неволить не смею, устраивайтесь, дорогие мои, как вам удобно.

Вот сидят они передо мной немного усталые после нашего разговора: нелегко им далась дорога воспоминаний… Мне бы сделать снимок, а я загляделся на них, как на отца с матерью после долгой разлуки… Это ли не благодарение моей беспокойной журналистской профессии, а может, редкий, но желанный подарок судьбы, когда еще вчера незнакомые люди сегодня после встречи становятся родными и близкими…

Материнским чутьем разглядела мою печаль Мария Семеновна, тихо позвала к откровению.

- Рано ушли родители-то?

- Уже пережил их по годам, а все не верится.

- Горько когда за спиной опоры нет, но еще горше, сынок, когда теряешь детей, к тому же – взрослых. Вот и от нас ушли два сына и внук. Я уже и плакать устала. Мне бы лежать на их месте.

- Не положено, мать, - пытается строжиться Николай Андреевич. – Нам еще надо детей до пенсии довести.

- Ах, отец, дожил до 85, а все не можешь без шуток, - привычно принимает помощь мужа Мария Семеновна и, с родительским участием посмотрев на меня, прячет свою печаль. – А я слышала, что отныне пропускать туда будут только по пенсионным книжкам внуков…

И, глядя на повеселевших стариков, я начинаю понимать, почему с такой гордостью их дочери Катя и Галя не раз за этот день как бы невзначай оброняли:

- Мы хоть и ходим под другими фамилиями, а все равно – Клесуновы! Мамину и папину породу не спрячешь, уж больно неуемная она в жизни.

Валерий СЛОБОДЧИКОВ
Змеиногорский район.