Житель Алтайского края собирает и хранит письма времен Великой Отечественной войны

Одним из привычных когда-то способов общения людей были письма на бумаге. Они и сейчас еще остаются, но чаще как официальные извещения. Солдатские «треугольники» военной корреспонденции были раньше семейной реликвией для многих. Но когда начали уходить из жизни представители поколения детей войны, эти хрупкие, пожелтевшие с годами свидетели эпохи сохраняются неравнодушными земляками. Одним из таких хранителей стал заслуженный работник прокуратуры РФ Николай Мылицын.

Познакомились в Бийске

Восемь лет Николай Викторович проработал в Бийске, с июля 1978-го по декабрь 1986 года. Прошел там все необходимые этапы профессионального становления после окончания Свердловского юридического института – стажер, следователь прокуратуры Приобского района, старший следователь прокуратуры, заместитель прокурора Восточного района.

– Бийские купцы строили свои особняки, торговые и доходные дома с размахом, на века. Старый центр по своей красоте и архитектуре не уступал западноевропейским столицам. К сожалению, время и наше отношение к этому великолепию сделали свое дело, многое не сохранилось, – сожалеет ветеран.

Прокуратура будущего алтайского наукограда располагалась в подобном же купеческом наследии. На втором этаже – кабинет прокурора города с приемной, там же – заместитель, канцелярия. На первом этаже сидели следователи, помощники прокурора, кабинет криминалистики и фотолаборатория. Справа была арка с выездом, через которую любил когда-то купец выезжать со двора с шиком.

– Задний двор был большой. Там стоял гараж на несколько машин, видимо, переоборудованный из конюшни. В нужное время высокая дверь открывалась, водитель выгонял новый уазик, который сверкал чистотой и был несбыточной мечтой многих руководителей и водителей. За руль садился вечный шофер Володя Русанов. Лет ему было 45, худощавый, скромно одетый, но всегда чистый и отглаженный, – продолжает свой рассказ Николай Мылицын. – Прокатиться на прокурорской машине было очень интересно и престижно. Несколько раз мне приходилась выполнять поручения прокурора города. Между собой мы его звали дедом. Он был фронтовик, имел большой авторитет и уважение горожан. Поэтому и я поездил с Володей. Гаишники, заметив уазик, всегда вытягивались и отдавали честь.

Было это почти 50 лет назад. В поездках молодой специалист и опытный водитель познакомились поближе, подружились, помогали друг другу. Встречи продолжились и когда Мылицына перевели на самостоятельную работу в Алтайский район, потом в Барнаул, а затем в Горный Алтай.

Владимир Русанов уже был на пенсии и одиноко жил в своем доме рядом с Чуйским трактом.

– Когда было время, мы с водителем заезжали к нему попить чаю. Ему было интересно пообщаться с бывшим коллегой, посмотреть на служебный «крузер», а потом пошутить, что уазик был не хуже, – вспоминает Николай Викторович.

Еще со времен службы в Бийске прокурор знал, что Русанов с матерью во время войны жили в Семипалатинской области. В 1942 году он пошел в первый класс, быстро научился читать и писать. Всегда ждал письма от отца с фронта. К сожалению, глава семьи не вернулся с войны.

– Аккуратист он был еще тот. Я как-то решился спросить у него: «А не сохранились ли письма отца, знаменитые фронтовые треугольнички»? Дело в том, что еще с детства была привычка у меня что-нибудь собирать, хранить, коллекционировать. Как-то с переездами все растерялось, а вот конверты от писем сохранились, – говорит ветеран прокуратуры.

Старшее поколение знает, что конверты в те годы были не такой, как сейчас, блеклой штамповкой. В разных сериях выпускались с портретами советских маршалов, космонавтов, актеров, ученых, репродукциями известных картин, видами городов. Было такое красочное разнообразие, что не собирать их было нельзя. Уже тогда становилось понятно, что пройдут годы, и компьютеры, Интернет, электронная почта конверты с письмами вытеснят, и они исчезнут.

– Я понимал, что старый коллега из уважения ко мне не откажет и пополнит мою коллекцию, – подчеркнул Николай Викторович. – Мы попили чай, он достал из комода большую шкатулку с отделениями, где четко были сложены письма. Причем их было много. Из разговора мне стало понятно, что Володя не один раз перечитал письма и содержимое их знает чуть ли не наизусть. Подобное трепетное отношение к весточкам с фронта я наблюдал и ранее. Два треугольника и три почтовые карточки были переданы на хранение с одним условием: на одном письме было закрашено военной цензурой несколько слов, но сыну хотелось узнать, что все же написал солдат своим родным.

Погиб в 1943 году

Две сохранившиеся карточки – явно еще из довоенных запасов. Третья изготовлена уже во время войны. На ней солдат готовится бросить во врага гранату, другой стреляет из автомата, на заднем плане залегла пехота. Внизу стихи-призыв: «За честь жены, за жизнь детей, за счастье Родины своей, за наши нивы и луга – убей захватчика-врага!» Еще ниже: «Какое дело благородней борьбы с захватчиком-врагом! А вы что сделали сегодня, чтоб завершить его разгром?» Справа отпечатано: «Смерть немецким оккупантам!».

В середине листка сохранился оттиск фиолетового цвета: «Просмотрено. Военная цензура, Б.Ж.». Справа – почтовый штамп: «Полевая почта № 1596, 8.12.42».
В адресе воинской части приписка: «Часть 152». Карандашом сделана надпись: «Получила 23.12.42». С обратной стороны текст письма, выполнен простым карандашом. Оглашать написанное не стоит, наверное. Современные справочники поисковых отрядов позволяют по условному адресу на письмах уточнить боевой путь воина. Полевая почта 1569, часть 152 – это 426-й стрелковый полк 88-й стрелковой дивизии. Когда прервалась связь родных с Николаем Русановым весной 1943 года, дивизия участвовала в Ржевско-Вяземской наступательной операции.

Примечательно, что маленькую поч­товую карточку выпустили в первый военный год тиражом 1 миллион 300 тыс. Судя по датам, которые ставили супруги Русановы при написании и получении писем, корреспонденция находилась в пути от двух до трех недель, что сопоставимо со сроками доставки в наше мирное время. Но надо учесть, что в армию было призвано около 20 миллионов людей. Десятки миллионов были эвакуированы в тыл. И при всем этом, несмотря на бомбежки, разруху, почтовое ведомство работало как часы. Потому что уже в первые дни войны руководство страны приняло соответствующие постановления, направленные на обес­печение порядка в условиях военных действий.

Так, 8 июля 1941 года в газете «Правда» были опубликованы правила приема международной и внутренней почтово-телеграфной корреспонденции в военное время. Запрещалось сообщать в письмах и телеграммах какие-либо сведения военного, экономического или политического характера, оглашение которых может нанести ущерб государству, был утвержден подробный их перечень. Письма не должны были превышать четырех страниц формата почтовой бумаги. 17 ноября 1941 года Совнарком СССР разрешил наркомату связи временно прекратить прием посылок от граждан и учреждений. Посылки можно было отправлять только в адрес действующей Красной армии и Военно-Морского флота, а также в адрес госпиталей и учебных заведений армии и флота. Были введены и ограничения количества слов в телеграммах, другие меры. Однако самое главное, что работники наркомата связи, в первую очередь простые почтальоны, относились к письмам с фронта ответственно и с уважением. Ведь вовремя полученные весточки с фронта или бойцом на передовой поднимали дух людей, а значит, и приближали долгожданную победу.

Уму непостижимо, но за годы войны были обработаны миллиарды писем. А все разговоры о военной цензуре, запретах на переписку сильно преувеличены. На примере хранившихся в семье Русановых солдатских весточек, а их было больше сотни, только в одном нашлись следы военной цензуры. К сожалению, эксперты-криминалисты так и не смогли тогда с помощью новейших средств прочитать закрашенную фразу в солдатском письме. Вот так работала военная цензура.

Николай Мылицын подытожил свой рассказ:

– Давно скончалась мама Владимира Русанова. В 2019 года ушел в мир иной и он, простой рабочий человек, до пенсии проработавший водителем в городской прокуратуре без дорожно-транспортных происшествий. Запомнился всегда скромным, вежливым. Это дитя войны, ставшее для нас примером добросовестного отношения к своему делу. Вечная ему память. Письма с фронта хранятся у его родственников. А оставшиеся у меня – в моем домашнем музее, наряду с другими экспонатами и реликвиями.