Счастливый человек

Села Кайгородка, в котором в 1928 году родился Октябрь Максимович Клименко, на карте Хабарского района нет уже давно, как нет и многих других сел, записанных в 60-80-е годы прошлого века в графу бесперспективных. Но память о родном доме, о дорогом сердцу селе живет в душе этого человека по сей день.

Хоть и родился он в феврале, имя ему дали осеннее – Октябрь, как говорится, по политическим соображениям. Накануне рождения младшего сына его отец – крестьянин- единоличник Максим Клименко вступил в образованную в селе коммуну и потому, наверное, не только сына, но и родившуюся вслед за ним дочь тоже назвал звучно – Октябрина. Для того времени ничего необычного в этом не было – в селе тогда появились Маркс, Революция и другие созвучные этим имена.

Перед тем как маленькому Октябрю пойти в школу, его большая, но небогатая семья переехала в село Новоильинка, где к тому времени уже были созданы колхозы «Советский путь» и имени Чапаева.

Пастух

- Сейчас некоторые рисуют картину становления колхозов как что-то очень страшное, но я могу сказать о том, что видел сам, своими глазами, – говорит Октябрь Максимович. – Лет мне, правда, тогда было совсем немного, но помню, что отношение людей к колхозному имуществу было, в общем-то, ответственным. Силком в колхоз никого не гнали, но условия действительно создавали такие, что не хочешь, да пойдешь. Крестьянин-единоличник облагался просто непосильным налогом и – куда денешься – вступал в колхоз.

1934 и 1935 годы выдались голодными, а в 1937-м урожай был очень хорошим, помню, как к домам колхозников подъезжали брички с зерном и каждому сваливали «по труду».

В тяжкое время спасались подсобным хозяйством, огородом, особенно во время войны они нас выручали, можно сказать, от смерти спасли. Ну и корова, конечно. Заедали налоги. Было так: держишь ты овечку или не держишь, овчину все равно сдай, сколько на тебя положено, то же самое с молоком, яйцами, мясом и всей остальной сельхозпродукцией. Мяса нужно было сдать 20 килограммов в год. И вот один сдает бычка, скажем, на 100 килограммов, расписывают на пятерых, а те потом с ним рассчитываются деньгами или еще как. Так и выкручивались. Молока вроде бы 120 литров полагалось как налог государству сдать. На молокоприемнике это сразу забирали бесплатно, а за остальное уже рассчитывались.

Я начал работать с десяти лет, еще до войны. По окончании учебного года получил тогда свою первую должность – помощника чабана. А когда началась война, пас частный скот. Пастуху за это с головы КРС за сезон полагалось два ведра картошки, каждый месяц по три литра молока с коровы, в целом неплохо выходило. Денег-то у людей не было, натуроплатой пользовались. За счет этого и жили, я тоже свой вклад в семейный котел вносил.

Во время войны учебный год у нас начинался не 1 сентября, а 1 октября, все ребята и девчонки до того времени были в поле, а я даже и позже того, после 7 ноября занятия начинал. Пока снег не выпадет, скот пас.

Учился я до пятого класса только на хорошие оценки, а потом в связи с тем, что в апреле я уже скотину пас, а в ноябре только это дело заканчивал, стал малость похуже учиться. По окончании школы сразу же после войны поступил в Славгородский сельхозтехникум.

Агроном

- Много лет спустя, случалось, спрашивали у меня, вот, мол, если бы ты сначала начал, кем бы стал, какую специальность выбрал бы, – продолжает разговор Октябрь Максимович. – Всем могу сказать: такую же, агронома.

А с техникумом дело так было. Послали нас, школьников, в уборку на ток работать, и приехал агроном, попросил себе помощника делать апробацию пшеницы. Преподаватель меня послал. И вот когда мы работали, мне агроном стал рассказывать, какое значение имеет эта апробация, о другом и сказал еще, что он учился в Славгородском сельхозтехникуме, про который я тогда впервые услышал. А потом и директор школы нашей – хороший учитель и человек очень хороший Агафья Ивановна Борисова, когда я окончил восемь классов, тоже про этот техникум мне подсказала. Мол, в институте ты учиться не сможешь (а куда там институт, мы еле концы с концами сводили) – поступай в техникум, а дальше видно будет.

По окончании техникума в 1949 году распределили меня работать опять же в Новоильинку участковым агрономом на машинно-тракторную станцию. Агрономами тогда в основном работали люди без специального образования, самоучки-практики, в лучшем случае годичные курсы за спиной имели. А я, человек с дипломом, по тем временам был кое-какой фигурой. Причем диплом мне выдали, как и всем остальным, только когда убедились, что я прибыл туда, куда меня распределили, и приступил к работе.

Наша МТС обслуживала 25 колхозов. Утром я на бричке уезжал из дома и возвращался назад недели через две. Жил по селам на квартирах. Тогда я был еще не женат и мне такая работа была не в тягость. Тем более она мне очень по душе пришлась.

Тракторов в селе после войны практически не было, лишь кое-где колесные. Гусеничные мобилизовали на фронт пушки таскать. Колесные же были изработаны до предела. После стала поступать понемногу новая техника, но очень мало, а вот с началом поднятия целины все резко изменилось. В 1954 году только Ильинская МТС получила 40 тракторов ДТ-54 ! Столько за все время ее существования не поступало.

Вообще, после 1954 года чувствовался подъем во всех отношениях. Кроме тракторов поступало много прицепной техники, но, как всегда, у нас не обходилось без неразберихи. Стали повсеместно внедрять кукурузу, поставили задачу сеять только квадратно-гнездовым методом, а сеялок для этого необходимых нет. Кукуруза выросла хорошая, а убирать ее опять же нечем. Силосных комбайнов нет, а зерноуборочный «Сталинец» к этому не приспособлен. И комбайны измучили, и кукурузу только поваляли.

Зерновые в том году тоже уродились, а хранить-то урожай негде. Коротоякский элеватор только в 1963 году построили. Посевные площади почти в два раза увеличились, хлеба много и порча большая. И смотреть на это было больно, и отвечать приходилось за то, в чем и вины твоей никакой не было. Как-то, помню, на совещании директор совхоза Иванов спрашивает меня: «Сколько у тебя выговоров?» Я отвечаю: «Ни одного». Он удивился: «Как ты так сумел?» Да так как-то скользом все проходило.

С хлебосдачей было очень строго. Кровь из носу план должен сделать. А выполнишь – тебе сверху еще добавляют. Были такие инициаторы из вышестоящего начальства дополнительные планы назначать и рапортовать потом об их выполнении.

И вот был случай в 1956 году. Уборка уже закончилась, хлебосдачу по плану выполнили, и вдруг дополнительно задание поступает. А следить за его выполнением посылали специальных уполномоченных. В нашем округе им был секретарь крайкома по промышленности, фамилию не помню.

Я был агрономом и заместителем председателя колхоза, который как раз в командировку уехал. Пригласили меня в Панкрушиху, где этот уполномоченный остановился, и требуют задание выполнить. Я говорю: «Мы хлеб сдавать больше не будем. У нас остались только семена». – «Сдайте семена».

Коль сдам семена, меня по весне с работы выгонят, сеять нечем будет, а так грозят из партии исключить и опять же с работы выгнать. Говорю: «Исключайте и выгоняйте, семена не сдадим». И не сдали, и не исключили, и не выгнали.

Председатель

В 1960 году я уже работал председателем колхоза в селе Старобогатском нашего Хабарского района. Но через год произошла реорганизация колхозов в совхозы, я стал там же управляющим отделением Ильинского совхоза, а потом меня перевели управляющим в Новоильинку. Назад домой вернулся. На этом месте проработал восемь лет, а потом назначили директором в совхоз им. Анатолия.

В 1962-м или 1963 году пришло указание внедрять бобы. Внедрять-то мы их внедряли и вырасти они выросли, а убирать-то опять же их как? Это ведь не пшеница. У них нижний колос уже поспел, а верхний еще зеленый. Тот, что поспел, потрескался – все зерно на землю высыпается. Вот и разберись тут, что делать. В это время приехал к нам представитель ЦК партии. Побывал в других хозяйствах и на наши поля бобовые решил посмотреть. А я перед этим увидел, что тут дела не будет, и загнал в эти поля скот.

Меня на бюро райкома – опять выгонять и исключать. Сидим на бюро, и тут звонок из Барнаула первого секретаря Александра Васильевича Георгиева нашему первому секретарю райкома Оттяжкину: как решается вопрос с Клименко? Тот говорит, что мы решили объявить ему строгий выговор с занесением в учетную карточку. Я сижу и слушаю, думаю: обещали-то исключить. Горячий был человек Оттяжкин, но и справедливый.

Но главная трудность – материальное снабжение. Сейчас все есть – денег нет, а тогда деньги были, а материалов просто так нигде не возьмешь, все доставать требовалось.

Как-то был в Барнауле на переподготовке председателей колхозов и директоров совхозов и к нам пришел на встречу Георгиев, я ему задал вопрос: «Скажите, мы раньше доставали цемент, гвозди, а теперь нам эти пути перекрыты. Помогите с материалами», - а он отвечает: «Ищи новые пути».

Вот и искали. В Новосибирской области на цементном заводе удалось договориться о покупке цемента, а деньги им на счет не перечислишь, не примут. Другой регион, нельзя. Едешь опять в Новосибирскую область в какой-нибудь совхоз. У нас мясо в те времена стоило 1 рубль 80 копеек, но в магазине его взять было нельзя. Мы им по 1 рублю 60 копеек – мясо, нам – материалы. Было дело, и к следователю вызывали, спасло от суда, пожалуй, только то, что я тогда был депутатом райсовета, пользовался определенной неприкосновенностью.

Персональный пенсионер

В последние годы перед выходом на пенсию Октябрь Максимович работал заместителем начальника управления сельского хозяйства Хабарского района. За свой труд отмечен орденом «Знак Почета», медалью «За освоение целинных и залежных земель» и другими наградами. И пенсионером стал не простым, а «республиканского значения». Впрочем, льготами, к этому званию прилагающимися, сумел он попользоваться совсем недолго. Пришло новое время.

- За всю работу в сельском хозяйстве легкой жизни я и не припомню, – говорит Октябрь Клименко. – И тем не менее на свою судьбу не обижаюсь. Сельское хозяйство – это самое полезное дело, хоть и трудное. Вставать надо рано, ложиться поздно. И директором будучи, и управляющим, в 6 часов утра я уже был на ногах, бывало, до двух часов ночи толком не присядешь. Но были ведь и радости. Отмечали наш труд, и как-то это душу грело, работать хотелось.

В 1972 году мы в совхозе получили урожай 20 центнеров с гектара – это ли не радость для наших мест?! С 1954 года жизнь шла все в гору и в гору, а вот когда я уже работал заместителем начальника райсельхозуправления и началась горбачевская реформа, как сейчас помню, главный наш ветврач говорит: «Что-то страшное надвигается». Это было в 1987 году. Прозорливый человек оказался.

А вообще, считаю жизнь свою счастливой. А трудности… Так без них разве обойдешься, если дело всерьез делать?