Объяснение в любви,

На чемпионате мира по футболу, что прошел минувшим летом, в рядах сборной Германии блистал футболист Лам. И это имя вызвало вдруг во мне такую волну воспоминаний о событиях давно и, казалось, прочно забытых, что я понял: так просто они меня не отпустят. И взялся за перо.

«Свистать всех наверх!»

О жизни студентов написано много. Но вот одна тема, как мне кажется, не находила особого отражения в воспоминаниях наших корифеев науки и техники. Или они, те воспоминания, просто не попадались мне на глаза?

А ведь калымили все. Стипендия была 35 рублей в месяц, минус два рубля за общагу, и живи как хочешь. И жили как хотели! Правда, цены были, конечно, сопоставимыми.

Помогали родители – деньгами, продуктами. Но кто в 20 лет не был максималистом и не хотел жить красиво?

Существовала система приработка, по-нашему – калыма. Кто-то устраивался в кочегарку, кто-то сторожем на стройку, ваш покорный слуга подрабатывал дворником в детском саду – и что? Там бедного студента ещё и подкармливали.

Иметь постоянную работу хорошо, но ограничена свобода. И кто ею очень дорожил, разгружал вагоны. О, это была целая наука в плане "Что? Где? Когда?" А главное: "За сколько?" Осенью на площадке у виадука по проспекту Калинина можно было разгружать из вагонов арбузы, дыни, лук, картошку. Зимой на мясокомбинате грузили кости, но только зимой, в теплое время наше обоняние на это не соблазнялось ни за какие коврижки. Весна – пора строительных материалов: шифер, рубероид и т. д.

Такса была, в принципе, одна – 50-60 руб. за вагон, если всё затарено. Если россыпью – дороже. Вагон цемента стоил рублей 80-90, но это врагу не пожелаешь, неделю потом не могли отмыться. Хотя самая вредная штука была соль, она проникала всюду, на ногах потом кожа слезала.

Помимо денег прихватывали и натуроплату: арбузик килограммов на 10 укатишь в кусты или «нечаянно» уронишь ящичек с изюмом, а потом подберёшь. Но самый экзотичный калым у нас был на старом пивзаводе под горой. Разгружали мы ячмень – три вагона. Кстати, заплатили мало, бедные ещё были. Но зато пива мы выпили на четверых ведра два и слегка по мелочи – сходили в цех «на дегустацию». Как мы потом добирались до родной общаги – история умалчивает. Любили ходить в «Молдаввино», был такой заводик рядом с элеватором. Платили там не густо, зато в рефрижераторах у сопровождающих можно было купить за рубль литр хорошего, неразбавленного и без красителей вина.

После калыма существовал неписаный закон – закатиться в ресторан. А что, тогда на десятку вчетвером можно было хорошо погудеть. Предпочитали «Сибирь», это был самый демократичный в то время ресторан. В «Алтае» обычно собиралась почтенная публика, в «Чулке» - теперешней «Пиццерии» - золотая молодёжь, а в «Сибири» все были равны. Но уж если хотелось пощекотать нервы, шли в «Волну», там публика держалась самая разнообразная.

В каждой общаге были свои бригады, как правило, из однокурсников. В бригаде имелся ответственный, у него – список всех контор, где можно подработать. Когда кончались деньги или намечался очередной сабантуй, наш ответственный смывался с занятий, садился за телефон и начинал обзвон. Как только подворачивалось что-то стоящее, звучала команда «свистать всех наверх» – и мы выдвигались на объект, иногда за нами приезжали.

И так продолжалось года три, пока мы не познакомились с однофамильцем знаменитого футболиста. Работал он замом по снабжению на базе крайисполкома. Я не могу вспомнить, кто на кого вышел, но встреча произошла, и мы, как обычно, стали торговаться. И тогда он говорит: «Ребята, давайте мы нашу работу построим следующим образом: я вас вытаскиваю в любое время дня и ночи, за это гарантирую хорошую зарплату». Мы почему-то сразу ему поверили. И действительно: лишнего нам не платили, но и не обижали, к тому же и деньги мы получали четко – 2 и 17 числа каждого месяца. Вот так мы на практике поняли, что социализм – это не только учёт, но и порядок.

Не знаю, жив ли он сейчас, если нет, большое спасибо ему в лице его потомков. Он систематизировал нашу сумбурную, а иногда и бестолковую работу, внёс в неё настоящие деловые да и человеческие отношения и, возможно, заронил в нас, будущих командиров производства, частицу своего подхода к делу.

АПИ – лучший!

Наш любимый политехнический мы закончили 40 лет назад. В городе тогда было четыре вуза, каждый по-своему хорош. Медицинский славился своим интеллектом, на КВНах мы ему проигрывали, что не мешало нам крепко дружить, вместе ездить в стройотряды. Педагогический отличался спортсменами, они частенько нас бивали, но не всегда, были и у нас свои «звезды». Вот с сельхозниками я не помню точек соприкосновения, мы к ним даже на танцы не ходили. Нас же отличала какая-то особенная спайка, мы любили свой институт и дрались за его честь, иногда и в прямом смысле этого слова. Мы обожали своих преподавателей. Деканом у нас был Михаил Дмитриевич Кондаков, либерал, он даже на экзаменах разрешал пользоваться каталогами станков и говорил: «Для меня главное, чтобы вы не вызубрили, а поняли хотя бы на экзамене, как действует коробка передач». В противовес ему был зам – Дмитрий Данилович Приходько, «дед», как мы его звали. Он был строг, въедлив, но справедлив, и ещё неизвестно, кого мы больше уважали. Технологию машиностроения нам преподавал Тихон Васильевич Ершов. Как-то на лекции он нам поведал о своем опыте «промышленного шпионажа». Пригласили его куда-то на Запад показать современное производство. Он дивился, дивился на скоростное резание, потом «нечаянно» прихватил чудо-резец в туалет, где на кусочке мыла оттиснул все его параметры, а потом дома его воспроизвёл. Кстати, нас больше поразило, что в общественных туалетах для рабочих кладут мыло...

Профильным предметом у нас была «Обработка металлов резанием», но как-то целый семестр нас знакомили с литейным производством. Не помню, кто из преподавателей его вёл, но некоторые фразы я хорошо запомнил. Так, рассказывая о системе вентиляции в литейных цехах, он говорил, например, следующее: «На ведущих литейных производствах Урала воздух в цехах обновляется шесть раз за смену, а у проклятых капиталистов – двенадцать». Мы восхищались его иронией и удивлялись, почему он не «сидит»...

Наш дом – «тройка»

Жили мы, естественно, в «тройке», и почти все пять лет – в 97-й комнате. Кстати, из всей группы только мы и были иногородними, тем не менее наша комната была центром бытия всей нашей группы: все дни рождения и прочие праздники проходили у нас, разбор полётов – у нас, диспуты о поэзии и любви – у нас, подготовка проектов и рефератов – тоже у нас, как и прочие встречи и знакомства.

А когда убрали из подвала кочегарку и мы своими силами сделали там красный уголок, он стал у нас предвестником теперешних спортбаров. До сих пор помню, как мы в три, а то и в четыре часа ночи спускались в подвал поболеть за наших на чемпионатах мира по хоккею, там мы никому не мешали и могли выражать свои чувства всеми доступными средствами. Кстати, нам адреналина хватало без пива.

Окно наше выходило на общежитие учетно-кредитного техникума, где, как известно, преобладал прекрасный пол. Так вот, через хорошую оптику можно было прочитать расписание занятий на противоположной двери. У нас была оптика, а вот теперешним жильцам нашей общаги я сочувствую, напротив сейчас чей-то офис.

Страшно сказать, но вот уже четыре десятка лет, проезжая по Комсомольскому проспекту, я с благоговейным трепетом смотрю на третье окошко слева, где протекала такая бурная и, возможно, самая лучшая часть нашей жизни…

Дорогая редакция, если вы все-таки напечатаете мой опус, передайте мой самый горячий привет всем моим товарищам по группе 2-ТМ-54. Нашим красавицам Оле Чачковской и Люде Фальковой, нагорным «хулиганам» Володе Дорофееву и Юре Бокову, нашему «профи» - хоккеисту, первому семьянину группы Толе Рязанцеву и всем, всем.

Все мы состоялись и как люди, и как специалисты, но это уже другая история. Да здравствует наш любимый политехнический!

Владимир БЕЛОКОПЫТОВ, выпускник 1970 года. г. Новоалтайск.