ПЕРЕДАЧА ДУШИ

О корнях, о роли семьи и общества в воспитании и образовании корреспондент «АП» беседует с академиком Российской академии образования, заслуженным деятелем науки РФ, членом аккредитационной коллегии Рособразования, ректором Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена, доктором физико-математических наук, профессором Геннадием Бордовским.

– Геннадий Алексеевич, мне сказали по секрету, что вы уже однажды появлялись на страницах нашей газеты…

– Да, пятьдесят один год назад!.. В 1958 году я поступал в Бийский педагогический институт, меня пригласили в приемную комиссию и предложили ехать либо в Ленинград, либо в Саратов. Поскольку мой отец – блокадник, Ленинград был почти родным городом – я выбрал его. Через несколько месяцев, весной 1959-го, в Северную столицу приехал корреспондент из «Алтайской правды» – после чего в газете появилась фотография. На ней – я и Света Мироненко (кажется, она из Алейска) в мастерской за токарным станком. Получается, я с вашей газетой встретился через полвека…

– А почему студенты вуза были сняты за станком?

– Потому что получали очень интересную специальность – «Физика, электротехника и основы производства». Последнее предполагало серьезнейшую инженерную подготовку – сегодня такая программа не под силу оказалась бы ни одному студенту. У нас была полная инженерная подготовка, мы работали на всех видах станков в мастерских, проходили практику на заводе.

– Расскажите о ваших сибирских корнях.

– Со стороны мамы род коренной сибирский, его появление связано с деятельностью Демидова. Трое мужчин, Панов, Тырышкин и Казанцев (наш предок), по личной договоренности с местным алтайским князьком поставили пасеки на его территории. Они и основали ту деревню, в которой я родился, – Куяган. Что касается линии отца, она связана со столыпинскими реформами. Дед, не получив земельного надела, в поисках новой жизни перебрался в Сибирь. Мой отец стал педагогом в 15 лет! Его направили работать учителем в село Тоурак Алтайского района, а после окончания Барнаульского учительского института назначили директором школы.

До 1940 года люди с высшим образованием не призывались в армию. Но финская кампания показала, что отсутствие грамотных командиров сказывается негативно, и с учителей была снята бронь. Зимой 1940-41 годов отец служил на финской границе, на Кольском полуострове. А всю блокаду он защищал Ленинград, воевал под Колпино, под Красным Бором. Войну закончил в звании майора, его оставили преподавателем Академии связи им. Буденного. Но он добился-таки демобилизации, потому что не мыслил себе жизни без родины.

Отцу поручили построить среднюю школу в Куягане, что он и сделал. Проработал там директором более 30 лет, преподавал. Заочно окончил Барнаульский педагогический институт. Потом, ближе к пенсии, его перевели в село Алтайское директором восьмилетней школы. Мама тоже была педагогом. Ни отца, ни мамы уже нет… Мы с братом сейчас живем в Петербурге.

– А брат с педагогикой связан?

– Да, он доктор педагогических наук.

– Получается, у вас династия?

– Отец с 1930 года трудился, с перерывом на войну, мама – с 1940-го. Мой трудовой стаж отсчитывается с 1958-го. Дочь окончила химический факультет нашего университета – профессор, доктор наук. Брат, как я сказал, доктор наук. Две его дочери – кандидаты педагогических наук. Немалый общий стаж получается (улыбается).

Вы знаете, очень важно иметь ощущение глубоких корней… Сейчас это разрушено: человек живет как бы сам по себе, опираясь на собственные возможности. А у старшего поколения чувство ответственности сохранилось: они всегда отвечали не только за себя, но и за всех, кто рядом с ними.

– Сейчас нашим детям приходится это объяснять…

– Действительно, приходится. Но кроме нас этого никто не сделает.

Начинается распад, и он очевиден… В одном из университетов Великобритании мне вручали диплом и мантию почетного доктора. Канцлер университета, член палаты лордов, сказал фразу, которая на меня произвела очень сильное впечатление: «Образование – это передача души народа от одного поколения к другому». Да, это и есть сущность образования: не грамоте научить, а душу передать… У нас же, к сожалению, произошел разрыв. Мы как раз о передаче души меньше всего думали.

– Геннадий Алексеевич, вы, конечно, знакомы с системой образования в масштабах страны. Алтайский край выделяется на общем фоне?

– У нас общий фон очень неоднозначный. Если брать финансово благополучные центры – там понимают, что без современного образования сложно удержать статус. Но есть такие регионы, где образование финансируется по остаточному принципу. Алтайский край, мне кажется, в последнее время приобрел новый импульс. Я не знаю другого региона, в котором бы губернатор оказывал такое внимание учителям. В крае имеются два педвуза, они сотрудничают – и это хорошо: распределенная система позволяет районировать педагогическое образование. Я думаю, что Алтайский край находится в хорошей динамике. Другое дело – не все понимают, что происходит. И от этого где-то подспудно таится желание вернуться к старому или максимально сохранить то, что было. К сожалению, нам возвращаться некуда. И сохранение старого противоречит реальностям жизни, законам развития.

На Титовских чтениях состоялась дискуссия, на которой прозвучало: сегодня нельзя даже школьника просто обучать, не доказав, зачем ему это надо. А уж про студента и говорить нечего! Смысл современного образования – подготовка человека к компетентному выбору жизненного пути. Каково твое предназначение, что ты можешь, каким образом? И это в корне меняет задачу учителя. Многим хотелось бы привычно готовить педагогов: написать, например, в дипломе «учитель географии» – пусть преподает географию.

– Вы имеете в виду так называемую предметизацию?..

– Да. Выпускник окончит вуз, зная географию. Но что ему делать с этой географией? Сегодня важнейшим профессиональным качеством должна быть способность самостоятельно решать самые неожиданные задачи, используя возможности работы с информацией. Образование – это мощнейший фундамент, который можно использовать только при условии, если ты научился учиться.

– Степан Павлович Титов тому пример…

– Совершенно верно! Так ведь он учительствовал в советское время, когда все планировалось, все было строго, менялось мало. А сегодня!..

У нас все борются за то, чтобы дольше учиться: пять лет – хорошо, четыре года – плохо. Вот скажите, Швеция – не самая бедная, не самая отсталая страна? Раньше у шведов бакалавриат был 4 года, сейчас переходят на трехлетний. Ребята понимают, что лишний год, проведенный в университете, отбрасывает их в получении новой профессиональной информации, которая гораздо быстрее на производстве осваивается. И они хотят туда как можно скорее попасть, а потом, когда надо, – нарастить свой багаж. У нас ситуация пока медленно меняется. Но живем-то мы в глобальном мире, и надо быть готовыми жить в его темпе.

Это иллюзия, что накопленный объем информации есть главное достоинство. Информации сегодня настолько много, что ставить себе задачу, как можно больший объем информации вложить в голову, – задача тупиковая. А вот выбрать нужную информацию… Этому надо учиться. Мне кажется, мы настолько круто изменили наше общество, его цели, задачи, внутренние связи, механизмы и технологии, что невозможно не ставить вопрос о серьезнейшем изменении подхода к педагогическому труду, к учителю, его целям, задачам, технологиям, подготовке…

На Титовских чтениях зашла речь о компетентностном подходе, и кто-то сказал: ничего, мол, нового в этом нет – те же «знания, умения, навыки»…

– «ЗУНами» их в школе называют…

– «ЗУНы»!.. Компетенция предполагает непременно дать ответ на вопрос. Как, используя знания, умения, навыки, с их помощью достичь именно результата, а не просто использовать свои «ЗУНы» для работы? Это психологический поворот – потому что сегодня нужна работа именно на результат. Процесс уже мало кого интересует: нет результата – нет благосостояния.

– Президент Дмитрий Медведев отмечал, что «школа должна быть не только умной, но и доброй». Губернатор Александр Карлин говорил о короткой душевной дистанции педагога и ребенка…

– Вы знаете, это очень важный, очень сложный вопрос. И здесь опять же школе нашей нужно бросить большой и, с моей точки зрения, справедливый упрек. Он заключается в том, что у нас не осознаны – ни у детей, ни у родителей, ни у педагогов – истинное предназначение школы, истинные ценность и задачи. С введением ЕГЭ они особенно исказились. То есть сегодня вся система образования как бы нацелена на то, чтобы выдать некий высокий усредненный результат, независимо от конкретного человека. А это как раз и антигуманно! Потому что задача школы – не вывести всех на усредненный результат, ее задача – максимально развить способности каждого. И если школа будет в этом ключе подходить к ребенку, то он ощутит себя комфортно. Потому что его никто не будет бить по башке: «У Мити пятерка по физике, а у Маши – двойка». (Бедная Маша возненавидит Мишу, физику, учителя и всю школу!) Понимаете, нельзя этого делать! Мы действительно забиваем те способности, которые есть у ребенка, и порождаем у него фальшивое ощущение, что такое положение вещей – норма.

Систему ЕГЭ мы взяли из Америки. Но никто никогда (даю голову на отсечение!) в Штатах не подумает подделать результат ЕГЭ или заплатить за него, подставить другого вместо себя. Потому что там экзамен изначально имел абсолютно другой смысл: он нужен американцам для самоконтроля и самопроверки. Они все время ищут ту сферу, в которой могут быть конкурентоспособными, постоянно участвуют в различных конкурсах, тестированиях. Потому что там человек с бумажкой – с дипломом – если не конкурентоспособен, карьеры не сделает. А у нас есть надежда: я все равно получу диплом, зацеплюсь как-то, через кого-то (родных, знакомых) и буду успешным человеком. Поэтому у нас искажаются результаты ЕГЭ, поэтому столько недовольных нововведениями.

– Что вы думаете об автономности вузов?

– На самом деле у наших вузов автономности практически не осталось, а университет без автономности – это не университет. Автономность университета прежде всего должна быть академическая. То есть он должен иметь право выбирать направления своей работы, формировать программы, их аккредитовывать и т.д. Отсутствие истинной выборности руководителей, движения кадров, другие примеры говорят о том, что у нас многие учебные заведения не являются автономными. Они являются просто учреждениями: очень сильно зажаты финансово, экономически. Доходит до абсурда – в своих правах университеты находятся на уровне почтового отделения или воинской части. Им нужно проводить конкурсы – как будто они госзакупки делают, а не всего-навсего, например, покупают пять компьютеров. Автономность же предполагает, что университет – это очень гибкая, быстро реагирующая на изменение ситуации и спрос система.

А что касается автономных учреждений, то сегодня уже найдена альтернатива, и хотят или не хотят наши образовательные учреждения, мы к этому скоро придем. В чем подвох, в чем суть этой автономности, которую нам предлагают? Суть заключается в том, что государство снимает с себя субсидиарную ответственность за деятельность университета. И, давая свободу в использовании средств, государство облагает нас налогами по полной программе.

Сейчас учебные заведения находятся в льготном положении: если налоги увеличивают, то государство их компенсирует. Автономные же теряют эту защиту. А в наших условиях, когда может произойти все что угодно, любые неавантюрные вузы начинают очень сильно задумываться. И, конечно, только те, у которых есть, скажем так, гарантированные источники заработка, могут думать об автономности. Какие это вузы? Те, которые работают на «нефтянку», газовую отрасль, некоторые корпорации.

А если спонсора нет? Сегодня, например, у госуниверситета план приема – 500 человек, завтра он стал автономным учреждением, и госзаказ уменьшат на 250 человек. Если не найдут еще 250 студентов на внебюджетные места, что делать? Продавать здание – иначе не выжить. Каким образом они будут содержать весь этот большой комплекс, если им денег будут выделять в два раза меньше?

Хорошо, у вас земля здесь государственная. А у нас земля вся муниципальная. В Санкт-Петербурге сейчас законопроект принимают, хотят в 10 раз увеличить налог на землю. Для нашего вуза это будет более 300 миллионов. Только на одну территорию в центре города! Вот что такое автономия в условиях, когда экономическая ситуация нестабильная, правила игры не определены, и государство как бы лукаво уходит от проблемы, что делать с вузами. Мое отношение, я думаю, вы сами почувствовали. Автономность – разумная вещь, но в наших условиях…

– Какие впечатления сложились у вас от Титовских чтений?

– Мне понравилась какая-то очень глубокая внутренняя общность настроения. На чтениях встретились те, у кого есть какие-то внутренние взаимные чувства, желания, искренность, какие-то очень естественные и понятные эмоции. Не всегда и не везде можно увидеть такое масштабное мероприятие, в котором ощущаются общая нота, общее настроение. Больше всего я этим восхищен…