Десять правд и одна судьба

10-11 сентября в крае пройдут мероприятия, посвященные 80-летию со дня рождения Германа Титова. 10 сентября в 13.00 в краевой библиотеке имени Шишкова пройдет презентация книги журналиста «Алтайской правды» Константина Сомова о космонавте номер два. Она издана в рамках издательской серии «Алтай. Судьба. Эпоха».

Об этой книге, о других его произведениях, кухне писательского ремесла мы говорим с автором.

Война с самим собой

– Константин,  сложилось мнение, что люди стали меньше читать бумажных книг, предпочитая электронные. И вообще читают все меньше. Ты это ощущаешь на себе?

– Просто пример. У меня вышла несколько лет назад книга «Война: ускоренная жизнь». Она моментально разошлась в Интернете. Там же кто-то назвал ее документальным романом. Один сайт украл, потом другой, а сейчас она на 15 сайтах есть. Но людям все равно была нужна бумажная книга. Я ее распродал давно, говорю – на сайте читайте.

– Нет, – отвечают, – это все не то…

Прихожу как-то в Павловскую районную библиотеку и вижу на полке свою книгу «Год Колчака». Жалко на нее смотреть – затрепана за два года до предела!

Не понимаю людей, которые говорят, что пишут, чтобы просто писать, для себя, как способ самовыражения. Я им не верю. А что тебе мешает, образно говоря,  купить пять бутылок водки, поехать с друзьями на рыбалку и им все там рассказать?

Книга – это, по Бунину, послание, письмо. Ты обращаешься к незнакомому человеку, но примерно представляешь его. И он это письмо получает. Возникает личный контакт.

– В своих книгах ты очень фактографичен. А где кончаются история, факты и начинается собственно литература?

– Как говорят немцы, маленькая ложь рождает большое недоверие. Если читатель увидит фактическую неточность, доверия не будет ко всей книге. Но для меня история – это фон. Важнее человек в эпоху, а не сама история. Та же Гражданская война – время переломное! Человек обнажается, проявляется вся его сущность. Он становится самим собой. Когда «Год Колчака» писал, переварил огромный объем информации и понял, что это не война красных с белыми, а война деревни с городом, война за хлеб, да и война с самим собой. Для себя узнал очень много вещей, которых раньше не знал.

– Например?

– Что ижевские рабочие в составе армии Колчака шли в бой под красным флагом. Это была лучшая дивизия Колчака, между прочим. Они были против большевиков, но за революцию. Но потом Колчак хитро поступил – их наградили Георгиевскими знаменами…

Узнал, что знаменитой психической атаки Чапаевской дивизии на самом деле не было. В эту атаку ходили ижевские рабочие – у них патронов не было, обмундирования не было. Простому же мужику-крестьянину эта война, как и Первая мировая, была вовсе не интересна. 100 тысяч мобилизованных при первом отступлении разбегались. Что у белых, что у красных.

У меня есть герой в книге – реальное лицо штабс-капитан Николай Корецкий. В 1912 году он молодым участвовал в праздновании 100-летия Бородинского сражения, а потом был на 150-летии этого события. Уже будучи генерал-майором. Отец – генерал, мать – фрейлина двора. Старинный польский род. Добровольно пошел служить красным. Он считал большевиков единственной реальной силой, которая способна сохранить целостность России. Но не разделял их убеждений.

Человек в этой каше варится, там десять правд,  у каждого своя. А труднее всех главному герою книги «Одна жизнь» Игорю Ненашеву. Он не собирался убивать, а его, военспеца, бывшего студента-филолога,  заставляли. Трагедия.

– Ты где изучал материал, эпоху?

– У меня очень хорошая библиотека по Гражданской войне. Часть книг досталась от покойного поэта Игоря Пантюхова. Когда он ушел из жизни, его жена Татьяна позвонила и сказала: «Коль ты этой темой занимаешься,  отбери что нужно». Я взял, в частности, редкую книгу «Россия, кровью умытая» с дарственной надписью Рады Веселой, дочери автора – Артема Веселого.

Сознательно не читал никакой художественной литературы по этому периоду. Только дневники, газеты,  сборники документов. Были очень интересные книжки,  изданные в период «оттепели», воспоминания Якира, Уборевича. Есть много интереснейших эпизодов. Уборевич вспоминает,  как белые захватили в Уссурийске какой-то монастырь. Там был партизанский отряд, который весь перепился медовухой и все в меду перемазались. У них даже руки в бородах позастревали, и они их вытащить не могли. Белые взяли партизан голыми руками. Такое не придумаешь. Читал газету «Сибирская жизнь», издававшуюся в Омске в 1919 году, и был поражен уровнем журналистики. Классно люди писали. Какой слог, как они власть колчаковскую пинают! Но так, что не докопаешься. Да и наши не отставали. У Колчака было представительство в Славгородском уезде. Из Славгорода в Камень переводят полномочного представителя. И местная газета пишет: «Желаем, чтобы каменцы встретили господина Иващенко с такой же радостью, с какой славгородцы провожают».

Следующая книжка – упомянутая уже повесть «Одна жизнь». Это составная часть задуманного мной романа «Усобица» о Гражданской войне в Сибири. Здесь перемешиваются литературные герои с с реальными. Три года писал книгу «Война: ускоренная жизнь». Она уникальна и мне очень дорого стоила. Под одной обложкой на 600 страницах собран быт войны, сотни людей об этом вспоминают. Чисто психологически было тяжело. Душа взлетала от полного восхищения до полного презрения… И я решил, что устал, темой «наелся»…

Но потом поехал в Карелию, где сражался и погиб почти полностью 7 сентября 1941 года наш сибирский батальон. Руфина Васильевна Малютина, у которой в том бою погиб отец,  организовала это движение. Писал о нем много в «АП».

Это все уроженцы Алтайского края из 16 районов. 1021 человек. Плохо вооруженные, они совершили массовый подвиг, остановили элитную финскую часть. Все – многодетные отцы. Только из Косихинского района в один день погибло около 70 человек!

И написал документальную книгу-реквием «Сибирский батальон». А сейчас пишу киноповесть по ней – «Подарок дочери». И хотя москвичи предложили писать сценарий, я решил писать киноповесть. В одном месте встретились земляки, родственники, находили массу общих знакомых. Кто-то дрался в детстве, кого-то спасли от голода…

Встретились два бойца. Один – председатель колхоза, который сидел перед войной. Потом его отпустили и он попал на финскую. А другой мужик ездил в этом же, 1939 году на ВДНХ как лучший комбайнер и привез оттуда детям чемодан яблок. И первый говорит: «А меня на финской не ранило, только чирьяками обметало. Ты смотри, как жизнь лепит по-разному, а слиплось в одно – и чирьяки, и яблоки…» Разные судьбы, но все погибли вместе.

«Зарядил» себя на 10 лет

– А первым твоим произведением что было?

– Я служил в армии в Монголии. И написал на бумажке рассказ «Сорок тугров». Это зарплата солдата, 10 рублей на наши деньги. Он не мог бы выйти ни по цензурным, ни по художественным соображениям. А потом, 27-летним,  написал повесть «Черный дол» о восстании в Славгороде в 1918 году. Отправил в журнал. Известный писатель Виктор Попов прислал письмо, посоветовал не писать о том, о чем не знаешь. Но добавил, мол,  литературных способностей вы не лишены, при встрече можно было бы поговорить о большем. Он меня плохо знал, я тут же собрался и поехал из Славгорода в Барнаул. Мы встретились. И десять лет потом встречались… Это мои учителя – Виктор Николаевич Попов и его жена Зоя Михайловна Александрова. У нее я учился журналистике. Она мне написала 4-5 тетрадных листков, что надо и чего не надо делать в профессии. Они мне заменили десятки томов…

В 1997 году вышла повесть «Обещанный обелиск» в журнале «Алтай». По ней меня принимали, но не приняли тогда в Союз писателей. Набрал 11 голосов, а надо было 12. Тогда серьезно принимали в Союз писателей. Я писать бросил. И не писал 10 лет. До 2008 года. Занимался только журналистикой.

А потом как-то решил для себя, что пора определяться – да или нет. Я всю жизнь считал себя неспособным к систематическому упорному труду. Но себя «зарядил» на десять лет. И планы выполняются…

«Я сам такой»

Пишу «Сибирский батальон» – потом снова возвращаюсь к Гражданской войне. И тут предлагают писать книгу о Германе Титове.

– Ты, конечно, согласился…

– Нет, вначале отказался. Я о космонавте очень мало знал. Да и ни одной биографии толковой издано не было. Но меня стали уговаривать – и уговорили. Пришлось пойти по старому методу – перелопатил кучу книг. Периодика. Переговорил с десятками людей в Москве – с родственниками,  дважды был в доме Титовых. Вначале холодно встретили – были две неудачные попытки написать о космонавте. Но потом с семьей наладились теплые отношения.

– Как построил книгу?

– Хронология, путешествия во времени туда и назад. Например, писал о детстве, о том, когда он испытывал страх, потом переносил действие в будущее и писал, когда еще в работе испытывал страх.

В штабе Космических войск сказали, что Титов сам писал свою книгу «Семнадцать космических зорь», и показали конторку, за которой стоял и писал. Очень образованный был человек. Его отца,  педагога Степана Титова,  называли Сельским Леонардо. В отряде космонавтов Герман выгодно отличался от других. Его отец играл на скрипке, поступил в Московскую консерваторию, но вынужден был вернуться домой по личным причинам. Первая книга,  побывавшая в космосе, – «Евгений Онегин». Титов взял на борт. Перед полетом положил цветы к памятнику Пушкину.

Меня стало поражать в этом человеке невозможное сочетание несочетаемых качеств – горячности и импульсивности с чудовищным трудолюбием. Если бы он не стал вторым космонавтом Земли, он все равно бы не потерялся в жизни. Когда он еще был летчиком,  лейтенантом,  в полк приехали журналисты со Всесоюзного радио. Брали у него интервью, и поразили всех чувство юмора, уверенность в себе. А это еще 1957 год.

Он в космос первым не полетел, потому что перестарался. Он был лучше Гагарина подготовлен, это признавали и Королев,  и Каманин. И это не фантазия провинциального журналиста, который хочет возвеличить земляка. Они его оставили на второй полет, более тяжелый. Он был лучше подготовлен и в инженерном отношении. Он перестарался. Он все делал так в жизни, до упора...

И я стал думать, где я это уже видел в жизни? И понял где – я сам такой. И мне стало еще интереснее писать эту книгу…

– Как организатор Герман Степанович себя проявил?

– Его называли главным космическим милитаристом. Он был замечательным организатором. Я разговаривал со многими людьми, технарями. Он во все вникал, решал досконально вопросы, иначе в этой системе невозможно. В космической отрасли нельзя быть свадебным генералом с громким голосом. Он был председателем очень многих комиссий – «Глонасс», «Буран». Ракету «Союз-Т» называли «Союз-Титов».

Игорь Куренной, генерал-лейтенант, который с ним работал много лет, мне говорил, что Герман Степанович разный, порой вспыльчивый, но ему прощалось все, ведь он был боец. С подчиненными он обращался по имени-отчеству. А если обращался по фамилии: «Гусев», то этому Гусеву надо было очень сильно призадуматься.

19 лет он был одним из руководителей военным космосом. Титов ушел добровольно со своего поста, хотя и по возрасту и званию мог спокойно продолжать работать. Дело его жизни шло под откос, отрасль разваливалась. Избрали в Госдуму. Но и работая в Думе  в Комитете по конверсии,  делал все, чтобы поддержать космос.

Титов не пошел вразнос, не зазвездился,  потому что у него был мощный сдерживающий фактор – его жена Тамара Васильевна. Он не был ангелом. Но я и писал не о Титове-памятнике, он не захотел им стать. А многие космонавты после полетов стали именно памятниками, свадебными генералами. Его полет в космос – это мизер от того, что он сделал потом за 30 лет, укрепляя обороноспособность страны.

– Что объединяет твоих таких разных героев?

– Зачем все эти книжки? Знаешь,  мы ходим и плачем по разным пустякам. А вот почитайте, что люди пережили и остались людьми. Это я себе хочу доказать и другим.

– Планы есть?

– Допишу «Подарок дочери», ведь в следующем году будет 75 лет со дня подвига сибиряков-алтайцев в Карелии. Надеюсь издать книгу при поддержке предпринимателей тех районов,  откуда люди уходили на войну.

Потом главный мой роман должен дописать – «Усобица». 7 ноября 2017 года – конечная точка моего литературного десятилетия. Нужно написать и издать к этому времени «Усобицу». Думаю, что это будет небезынтересная книга.

– Ты завязываешь?

– Может, да, а может, и нет. Пока сложно сказать. Но то,  что начал писать, должен закончить обязательно.