«Она вам не Жаба Аркадьевна». В алтайском театре драмы прошел творческий вечер народной артистки Ольги Прокофьевой

Одни знают ее по сериалу «Моя прекрасная няня», другие – по постановкам теат­ра Маяковского. Творческий вечер народной артистки России Ольги Прокофьевой «Смеясь, ликуя и бунтуя…» прошел в краевой филармонии. Со сцены звучали отрывки из Тэффи и Аверченко, стихи Ахмадулиной, рассказы о советском детстве, теат­ральном закулисье.

С Чебурашки

– Одинцово – мой родной город. Мама с папой все время были на работе, а мы поливали черный хлеб подсолнечным маслом, подсаливали и выходили с этими бутербродами во двор так, как будто это пирожные. Одна соседка нам заплетала косички, вторая кормила борщом, третья помогала делать уроки. Это была прекрасная жизнь в лучшей стране мира. Единственное, что огорчало: раз в неделю, по субботам, в 6.15 по телевизору показывали мультики. Но в это же время приезжала мусоровозка, и мне, как главной по мусору, надо было выносить ведро.

В пять лет я решила, что буду балериной, непременно в Большом театре. Делала из связанной бабушкой кисеи балетную юбочку, вставала в тапочках на каучуковой подошве «на пуанты» и была неотразима.

Моя художественная самодеятельность началась в театральной студии, которую вела Наталья Валерьевна Примак. Первая роль – Чебурашка. Костюм сшила мама из старой школьной формы, которая стала мне мала.

«Ну что за прелесть»

– Мечта сниматься в кино была такой, что как-то мама на листочке из школьной тетрадки написала письмо на «Мосфильм»: «Девочка со светлыми волосами, на фортепиано играет, в драмкружке занимается, на лыжах бегает, на коньках стоит». Помню, что лично бросила конверт в почтовый ящик и стала ждать. Вот-вот – и телефон взорвется звонками: «Ах, почему же мы не знаем этой чудесной девочки, не снимаем ее!» Конечно, никто не позвонил. Мама могла дать понять, что в нашей простой семье отродясь артистов не было. Но она не отговаривала ни от репетиций, ни от театрального. Хочешь – иди. А я была упертая.

И вот 10-й класс позади. Мне 16 лет, у меня белые длинные волосы, и я такая красивая, что меня просто не могут не взять в театральный. Но – увы. Срезалась. Рыдала. Мама сказала: «Хватит плакать, надо идти работать». И снова помогла Наталья Валерьевна – устроила меня бухгалтером на Центральное телевидение, где было основным ее место работы. Мой обед длился пять минут. Оставшиеся 55 я проводила в павильонах, где снимали тогда знаменитые телеспектакли Михаил Казаков, Анатолий Эфрос.

Драгоценный резерв

– На второй год я все равно поступила, Андрей Александрович Гончаров взял меня на свой курс в ГИТИСе, и 37 лет назад я пришла в труппу Московского Академического театра имени Маяковского. Меня тогда включали в массовки, но были и полноценные роли. В антрепризе «Сильва» Петра Штейна, не путать с Питером Штайном, в небольшой состав вошли Евгения Симонова, Георгий Тараторкин, Александр Семчев, известный в то время по рекламному ролику –
помните? – «Ты где был? – Пиво пил». И в каком бы городе мы ни играли, их имена в афишах указывали полностью, а далее следовало «и др.», и это была я. Обидно,  ну краски вам, что ли, не хватает, впишите и мои буковки, артистке же приятно будет. Вернулись в Мос­кву. Наталья Георгиевна Гундарева спрашивает: «Как съездили?» Я рассказала. И тогда она говорит: «А ты хоть знаешь, что такое «и др.»? Это – «драгоценный резерв».

Недосягаемая

– Мне посчастливилось работать с Людмилой Гурченко в спектакле «Недосягаемая». После долгих лет работы в кино она вернулась в театр, и именно театральных актеров называла настоящими. «В кино не смогла на камеру слезу пустить – дубль пересняли. Но на сцене зрителю не скажешь – подождите, я сейчас переиграю сцену».

Халтуры Людмила Марковна не терпела. Как-то один артист не явился на репетицию. Она спросила, почему. И услышав ответ: «У него что-то с сердцем», – возмутилась. «У кого сердце? У молодого парня? Да это у меня – сердце». Она репетировала «Недосягаемую» уже серьезно больной. У этой женщины всегда все было по гамбургскому счету. Не было случая, чтобы она не выучила текст. Нам при ней стыдно было заглядывать в свои тетрадки. Но однажды… Мы играли диалог. Я задаю вопрос – она молчит. Тихий ужас, ведь Гурченко никогда ничего не забывает! Переставив местами слова, снова подаю реплику, и опять молчание. Повисает не пауза даже – дыра. Неужели я что-то напутала? Отыграв акт, в холодном поту бегу в гримерку. Перечитала – нет, все правильно. Стучусь к ней, узнать, что это было. Ее ответ: «Ты сегодня так вышла, так на меня посмотрела… Знаешь, я тобой залюбовалась».

«Прошу заменить казнь»

– В спектакле легендарного Андрея Александровича Гончарова «Да здравствует Королева, виват!» моя подруга, крестная моего сына, интеллигентнейшая Женечка Симонова играла Марию Стюарт в шикарном красном платье с огромным шлейфом. Спектакль заканчивался монологом, с которым она поднималась на плаху. А перед этой сценой выходил артист, зачитывал приговор. Но у него радость случилась – родился ребенок. И он уже четвертый день радовался. Но на сцену вышел, собрав силы. Правда, текст перепутал, и выдал – «казнь через повешение». А на сцене-то плаха! Массовка в черном, спинами к залу, тряслась от хохота.
А Евгении Павловне надо было выкручиваться. Ее выход, она читает невероятно красивый монолог, и по ходу импровизирует: «Прошу суд заменить мне повешение на отсечение головы». И пошла на плаху.

Фото: Олег Богданов

PS: Понемногу утихали музыка и свет, а зрители все рукоплескали, не отпуская любимую актрису. И каждому в этот вечер было ясно: «Она вам не Жаба Аркадьевна», как говаривал дворецкий Константин.

Факт