Скульптор по дереву Геннадий Ашхаруа об алтайских сувенирах: "Пусть туристы увозят с Алтая то, чем мы можем поделиться"

В музей деревянной скульптуры под открытым небом, что вот уже три года радует глаз и душу любого, кто бывает в Сростках, сегодня каждый день наведывается мастер Геннадий Ашхаруа. Как хороший виноградарь по осени, он следит за погодой.

Красивые отношения

В парке мы и познакомились с деревянных дел мастером, внимательно осматривающим скульптуры.

– Авторские работы мы обработали специальной пропиткой для древесины, стойкой к осадкам, но бессильной против наших морозов, – объясняет суть такого осеннего мониторинга мастер.

Слово за слово, Геннадий Давыдович пригласил «на кофеек» в свою мастерскую – сувенирную лавку, где работает  его  жена Ольга, тоже художница, и один из сыновей,  Никита.

– Геннадий Давыдович, шукшинские герои, которых мастера со всей России ваяли, живучи, и дело ведь не только в пропитке?

– Нет, конечно. Чудики вечны, потому что Василий Макарович не придумал их, а «списал» с соседа, односельчан. Чудики, к слову, и музей этот сделали. И я рад, что причастен к ним и к этой красоте. Потому что всегда был за красивое отношение человека к человеку, музыке, искусству. Не знаю, одержим ли я, но мастера, работавшие здесь вместе со мной, – точно. Все сотворенное ими осталось в дереве, впитавшем доброту мастера. Идешь по парку – словно Василия Макаровича перечитываешь.

– А разве без одержимости можно создать что-то нетленное?

– Без одержимости и фанатизма нельзя. И без любви. Величайшей любви.

«Делай, если можешь»

– А как вы, житель южных краев, оказались в Сибири?

– Я ведь бывший футболист. В Сростки приехал в 1988 году по приглашению Юрия Пьяных,  директора местного совхоза. Играл за команду «Пикет», очень сильную.

В конце 80-х мы выступали и выигрывали всесоюзные турниры, завоевали даже путевку на международный турнир в Югославию. А живописи, резьбе учился сначала в Молдавии, потом в Новоалтайском художественном училище. Мне нравятся Сростки. Про наше село говорят, что место здесь намоленное.

– Намоленность подразумевает, что нет здесь злости и зависти. Как же вы, человек творческий, умудряетесь жить без завистников?

– Вопрос в том, как на это реагировать. Тебе плохо, а ты поступи с обидчиком по-доброму, по-человечески. Это по Шукшину. Я пробовал. Помогает. Тем более что переубедить завистника все равно невозможно. У него остается один выход – сделать то же, что и ты, но только лучше. Я не против, пусть делает, если может.

– Вы сейчас практически цитируете православную догматику.

– А я и есть православный, хотя абхазец. Наш народ разделился, половина в Аллаха верует, половина – в Иисуса Христа. Это нормально. Главное – что-то хорошее сотворить ради своих идеалов. Когда храм Святой великомученицы Екатерины еще только строился, я резал там кресты. А сейчас настоятель храма отец Максим попросил заняться росписью. Настоятель наш батюшка молодой, ему и тридцати нет, но он так верует в Бога, что любого атеиста переубедит. И мне в моем возрасте кажется нормальным, что я зову его отцом Максимом.

«Как Папа Карло»

– Ну как можно пройти мимо сучка, если уже разглядел в нем, как лапы медведицы обнимают детеныша? Я назову эту работу «Материнская любовь». Я люблю животных, и домашних, и диких. Волков, например. На самом деле существ добродушных и преданных. Потому и занимаюсь анималистикой. Но это не мешает человеку пробовать работать над иконами. Я начал трудиться над ликом Богородицы, но почувствовал, что не готов пока, и отложил.

– Обязательно ли благословение священника, чтобы работать над иконой?

– Делать их может каждый художник, но должен лишь тот, кто готов к этому. Кто не исказит образ. Икона лежит у меня незавершенной. Год к ней не прикасаюсь. Сил нет, не готов пока. Вот почувствую внутри, что пора, доделаю. Но так же я отношусь к изображению дорогих мне людей. К тому же Шукшину.

– С каким деревом вам приятнее работать?

– Мягкая липа хороша, резец в нее входит легко, как в масло, но ее у нас не достать. Благодатен сибирский кедр, волокнистый, пластичный. Но прежде чем резать любое дерево, надо почувствовать его энергетику. Даже полено живет, дышит, надо это услышать, чтобы увидеть в нем будущий образ.

– Как Папа Карло говорил с поленом перед тем, как Буратино выстругать?

– Нет здесь никакой сказки, все реально. Сам я себя с Папой Карло не ассоциирую, но окружающие иногда называют меня так в шутку.

– А чудиком не называют? Ведь дивидендов особых искусство не приносит.

– У меня семья, ее обеспечивать надо. Все, что есть в сувенирной лавке, мы сделали своими руками – я, сын, жена. Как можем повышаем туристическую привлекательность региона. На Алтае хватает мастеров, это же духовный Клондайк, надо развиваться, а не везти китайское на перепродажу.

Навеяло

– В бизнесе не избежать потока как денежного эквивалента своего труда. Но у меня почему-то все равно не получается двух одинаковых вещей, даже если режу копию. Даже медведь сувенирный «Привет с Алтая» и тот не повторяется.

– Любите ли вы Шукшина?

– Не могу похвалиться тем, что прочел его от корки до корки, но он легко воспринимается, и у каждого со временем появляется что-то любимое из Шукшина. Для меня это «До третьих петухов». Навеяло,  и я сделал «Портрет моего соседа Ивана Бакланского». Здесь, правда, собака была, но ее утащили.

– Воруют – это слава, Геннадий Давыдович.

– Бестолковость это, а не слава. Зачем? Люди приходили, радовались, собаку гладили. Я делал скульптуру, когда ее лохматый прообраз еще жив был, народ с ней фотографироваться любил.

– А чему лично вас Шукшин научил?

– Шукшин не назидателен, он не учит. Просто читаешь и понимаешь, какими должны быть отношения между людьми, товарищами и побратимами. Каждый умный человек должен думать и жить исходя из этого. И всем тогда хорошо будет.

– Не обидно, что ваших героев покупают и они уходят от вас навсегда?

– Недавно жена моя Ольга говорила с украинцами, сплавлявшимися по нашим рекам. Они в Западной Украине живут, в Карпатах. Нет, говорят, в их горах такой мощи, как у нас на Алтае. Пусть приезжают, увозят то, чем мы можем поделиться.