Материализация текста

12-13 апреля в Санкт-Петербурге в Театре на Васильевском состоялись премьерные спектакли по пьесе драматурга Александра Строганова «Чайная церемония».

Александр Строганов – барнаулец, врач-психиатр, создатель уникального метода лечения (трансдраматической терапии) и одновременно успешный драматург, работающий в направлении, которое критики называют парареализмом. Пьесы его идут, без преувеличения, по всему миру: в Сан-Франциско, например, на 5 июня назначена премьера спектакля «С днем рождения, папочка!» по его пьесе «Сатира».

«Чайная церемония» – пьеса на двоих и про двоих. Чтобы сочинить ее, надо и правда быть психиатром. Борис два месяца ходит в какое-то заведение пить чай, где Нора устраивает для него чайную церемонию. Он наконец заговаривает с ней, они пытаются выяснить что-то друг о друге, плетут каждый свои кружева. Их мир становится все нереальнее, зритель погружается в пугающие бездны человеческой души, от чего, думаю, волосы время от времени шевелятся у него на голове. Сюжета в его нынешнем понимании почти нет – но именно потому, что Строганову не важна сюжетность. Для него все сюжеты внутри человека, в его попытке познать себя, определить свое место в мире.

Спектакль поставил Владимир Туманов, главный режиссер театра, лауреат высших театральных премий «Золотая маска» и «Золотой софит». Александр Строганов познакомился с ним на недавней премьере в Санкт-Петербурге еще одного своего спектакля – «Щелкунчик» в ТЮЗе.

– Нина Садур (известный в России и за рубежом драматург. – Прим. «АП») говорила мне, что из всех ее спектаклей лучшими были те, которые ставил Туманов. И я не разочаровался, – говорит Александр Строганов. – Все здорово. Я сидел в зале, видел реакцию зрителей – очень проняло людей. Много слез у зрителей. Нору играет Татьяна Малягина, Бориса – Сергей Агафонов. Она в возрасте, а он молодой. Я при предварительных переговорах посмотрел на них и, честно говоря, подумал: как это будет? Потому что мне виделось, что Нора моложе Бориса. Но на премьере увидел, что все сделано как надо.

Одно из интернет-изданий накануне премьеры исходя из возрастной разницы артистов предположило: «Видимо, будет активно акцентирована сыновняя ипостась того самого среднестатистического «каждого мужчины»». Но все и проще, и сложнее. Пьеса и спектакль – о взаимоотношениях мужчины и женщины. У Александра Строганова на этот счет есть своя теория, о которой в пьесе говорится так: «В жизни мужчины всегда есть только одна женщина. Другой не бывает и не может быть. Она – и дочь, и мать, и жена, и любовница. Она может выглядеть по-разному в разное время, но суть не меняется. Она – Его Женщина». Основная проблема мужчины – распознать свою женщину и потом не пропустить и не отпустить.

– Весь спектакль на деталях построен, они очень говорящие, с большим вкусом сделаны. В начале спектакля на сцене стоит рояль, обсыпанный снегом, а под роялем лежит нечто. Люди в зале собираются, и вдруг оказывается, что это лежал живой человек – он начинает шевелиться, переодевается… Свет играет, зонтик китайский в руках Норы играет... Детальки создают настроение... – рассказывает Александр, для которого в день премьеры все было так же внове, как и для других зрителей, так как он из тех авторов, которые не вмешиваются в режиссерский процесс.

– Пьеса и спектакль – это две разные формы искусства. Автор написал, точку поставил – и на том все. Пьеса живет сама. Я никогда в репетиционный процесс не лезу. Я научен не лезть. Я знаю авторов, которые за каждую строчку хватаются. Я не такой. Зачем вносить сумятицу? Появление автора в репетиционном процессе – это большая беда для всех. Мы на берегу договорились, к обоюдному удовольствию. И на премьере у меня было ощущение сказки, – говорит автор.

К неизбежным изменениям в тексте он относится спокойно, тем более что с ремеслом режиссера знаком – какое-то время назад у Строганова была в Алтайском драматическом театре экспериментальная лаборатория и он сам ставил спектакли по своим пьесам:

– Спектакль – это материализация текста, там все сложно. Поставить в точности как написал невозможно. Я даже сам себя не мог в точности поставить. Потому что когда я писал, я был один, а когда ставил – уже другой. За всю жизнь я не видел ни по Шекспиру, ни по Чехову спектакля, где было бы от сих до сих. Что-то теряется, что-то добавляется. Туманов вставил в спектакль песенку, что-то дореволюционное, но она оказалась очень к месту.