Всю войну – в окопах

- А у меня ничего не болит и голова в порядке, - бодро отрапортовал Алексей Егорович Савинцев, как только мы вошли в его дом. – Правда, ноги стали подводить, слушаются плохо, много ходить не могу.

Несколько лет назад фронтовик похоронил жену, теперь живет один, за ним ухаживает средняя дочь - Тамара, дом которой по соседству. В комнатах чисто, просторно, светло, на полу расстелены свежие самотканые половички. Большой пушистый кот, больше похожий на плюшевого медвежонка, дремлет на столике у окна, не обращая внимания на гостей. Даже не пошевелился и не открыл глаз, когда взяла на руки. Зато его хозяин бодр, подтянут и словоохотлив. Рассказывал так, что задавать наводящие вопросы почти не пришлось.

Карельский фронт

Житель села Старый Тогул Алексей Егорович Савинцев родился и почти век живет в Тогульском районе. 1 июля ему исполнится 96 лет(!). Он служил в Томском артучилище (1937-1938 годы), потом работал в городе Прокопьевске забойщиком на шахте, женился. Вскоре началась финская война.

- Меня мобилизовали, отправили на сборный пункт, потом всех погрузили в поезд, но доехали мы только до Новосибирска. Состав остановили и трое суток продержали на путях. Мы жили в вагонах, кормили одной кашей, потом объявили, что зимняя кампания закончилась. И всех вернули домой. Однако мирная жизнь продолжалась недолго.

Как-то утром пришел на смену, а там митинг: война началась! Тогда мы не могли и подумать, что она будет такой страшной и долгой. Многим шахтерам, и мне в том числе, горвоенкомат тут же вручил повестки. Но забрали нас не сразу, а через несколько дней, когда началась тотальная мобилизация мужчин в Прокопьевске и Новокузнецке. Улицы были сплошь запружены толпами народа: одни уезжали, другие провожали. Собрали нас на площади перед вокзалом, людей было много, как мурашей…

Алексей Савинцев хорошо помнит путь на фронт, поэтому рассказывает об этом подробно, с множественными деталями, вспоминая даже фамилии земляков-новобранцев, которые ехали вместе с ним. Когда началась погрузка, по громкоговорителю выкрикивали фамилии, кому куда. Алексей попал в восьмой товарный вагон. Никаких полатей там не было, все сидели и стояли на полу, лечь было практически невозможно. В двадцать вагонов эшелона набили три тысячи человек. Впереди шел такой же эшелон из Новокузнецка. Сибиряков привезли под Ленинград - на станцию Волхово. До передовой оставалось два километра. Днем было ничего не видать из-за густого дыма: от бомбежек горел лес, но наши части не отступали, держали оборону, чтобы спасти от разрушения местную плотину.

- А вот железную дорогу до Ленинграда уже разбомбили, - продолжает вспоминать Алексей Егорович, - поэтому мы готовились идти до линии фронта пешком. Уже стемнело, вдруг объявили, чтобы прокопьевский эшелон вновь грузился по вагонам. Когда поезд свернул на какой-то развилке, один знающий боец сразу догадался, что нас везут в Карелию. Войсками северо-западного направления, а потом Ленинградским фронтом тогда командовал герой Гражданской войны Климент Ворошилов. На перроне станции он сам принимал пополнение. Очень хотелось увидеть его поближе, но наша колонна прошла стороной в тридцати метрах, так что не слишком его разглядел. Тем более что лил дождь, вымокли до нитки, хорошо, что погода стояла теплая. Нас собрали в клубе – самом большом помещении недалеко от станции - и вновь стали выкрикивать фамилии, кого куда. Набрали первых 200 человек, выдали им по булке хлеба, по каральке колбасы и отправили пешком на передовую. Вторую группу набирали пограничники, свою фамилию я услышал уже в конце списка. Нас 200 человек вернули на станцию, переодели в форму пограничников – и шагом марш на передовую, до которой было всего десять километров.

«Живы останемся, еще женишься!»

И тут мы узнали, что почти все пограничники погибли здесь в первые дни войны. Требовалось практически стопроцентное пополнение частей, но командовать нами было некому, офицеры убиты. Нашим отрядом взялся командовать такой же новобранец, старшина Егоров из Украины. Привели нас на высотку, там уже были окопы, обложенные жердями, в них мы и зимовали. А кругом - болота. Впереди 800 метров заминированного поля, и на той стороне в лесочке - противник. Финны идут на обед, слышно, как на тарелках играют. К ним и железная дорога была подведена, боеприпасы регулярно подвозились, вот они и обстреливали наши окопы постоянно. Нам запускать ночью ракеты для подсветки запрещалось, выдали трассирующие патроны, чтобы время от времени пуляли в воздух и смотрели, не подползает ли близко противник.

Всю войну часть Савинцева держала этот участок северной границы. Четыре года в окопах, в палатках, на снегу вблизи Полярного круга. Когда он сказал фразу: «Квартир мы ни разу не видали», - задумалась: а смогло бы нынешнее молодое поколение выдержать такое? Оружие – винтовки со штыками, заряженные пятью патронами. Автоматы увидели ближе к концу войны, и то несколько штук, которые выдали единицам. Как-то в окопы привезли шесть минометов, один достался Алексею. Но он не слишком порадовал солдата - бил не слишком далеко. В первом погранотряде в общей сложности Савинцев прослужил шесть лет.

В части с напряжением следили за информационными сводками, особенно за тем, как фашисты рвались к Волге. Когда они дошли до Сталинграда, наступил самый напряженный момент. В феврале 1943 года радовались победе в Сталинградской битве, как будто сами ее выиграли. В это время Алексей неожиданно получил письмо из Прокопьевска от соседки: «Ваша жена Анна Игнатьевна вышла замуж за немца по фамилии Греб». Это был тяжелый удар. С Гребом Савинцев работал в шахте забойщиком в одной паре. До этого он регулярно писал жене письма, и все было вроде нормально. Алексей сильно переживал предательство близкого человека. Узнав, в чем дело, земляк-лейтенант из Новосибирска хлопнул его по плечу: «Живы останемся - все девки будут наши, еще лучше найдем, не беспокойся, женишься еще!»

Алексей Егорович часто вспоминает многочисленные рейды по тылам во второй половине войны. Иногда они длились дней по двадцать. Был приказ: погранвойска с передовой отвести в тыл фронта на уничтожение мелких групп противника. Приходилось ходить в разведку по освобожденным деревням, проверять, не затаились ли там враги. Алексей никогда не курил и не пил спиртного, легко мог в засаде сидеть всю ночь, не выдавая себя. Когда возвращались на свой остров (в Карелии их, как и озер, не сосчитать), группе выдавали курево и сто грамм фронтовых. Только ничего этого он в рот не брал. И после войны никогда не курил и почти не выпивал. Может быть, поэтому в свои 96 лет Савинцев энергичен, румян, на лице почти нет морщин, а на голове густой ежик коротко стриженных волос, подернутых сединой. А были случаи, что из-за сигареты погибали.

«Козья ножка» для финского офицера

- Однажды сказали: 12 человек противника просочились в тыл, идут по лесам и болотам. Направление их движения определили. Мы цепью залегли на их пути в десяти метрах друг от друга. Тут главное – затаиться, не курить, не разговаривать, ждать. Потом шепотом по цепочке передали, что на левом фланге задержали шестерых, а вторая группа с офицером направилась другой стороной. Старшина Егоров как раз у озера был, лежал в десяти метрах от воды, но ничего не заметил. А потом оказалось, что финский офицер прошел рядом по дну, дыша под водой через трубочку. На ночь двух пограничников оставили в засаде на высоком берегу озера, из которого вытекала небольшая каменистая речка. По ней он и вышел прямо к посту. Наши то ли закурили, то ли разговаривали, в общем, выдали себя. Он обоих из автомата положил. А сам двинулся дальше по дороге. Когда мы его обнаружили, отстреливался до последнего патрона. Наш отряд стоял недалеко, офицера поймали, привели к нам, посадили на пень, руки за спиной связали. Финн был здоровый, лицо красное и губами шлепает: курить хочет. Егоров приказал: «Савинцев, тебе первому его охранять, ближе чем на три метра к нему не подходи. А я пока сверну ему «козью ножку». Позже офицера из отряда передали в штаб фронта.

В июне 1944 года пограничникам довелось участвовать в освобождении города Петрозаводска. Алексей Егорович вспоминает, что когда готовились в наступление, приказ был двигаться друг от друга на расстоянии 200 метров, чтобы уберечься от осколочных ранений. В это время фашисты бомбили наступавших с воздуха. На подмогу пришла морская бригада, сформированная на Енисее из земляков-сибиряков. Они организовали такую атаку, что вскоре выбили противника из города. Тот уже собрал станки, оборудование заводов, погрузил его в эшелоны, но вывезти не успел. Все осталось на месте, позже вернули угнанный скот. А пограничников - опять в чистое поле, в палатки, охранять подступы к Петрозаводску. Зато им стали регулярно привозить свежее молоко. Там Савинцев и встретил День Победы. Когда объявили, что войне конец, радости не было предела, все хвалили маршала Георгия Жукова. Пошли разговоры о возвращении домой, каждый строил свои планы. Но отряд снова выдвинулся на границу, сказали, что на три месяца, но Савинцев прослужил там еще год. Его демобилизовали только 12 мая 1946 года.

Полюбил читать, не закончив ни одного класса

Вернулся он не в Прокопьевск, где его не дождалась жена, а в родное тогульское село Шумиха. Алексей уже знал, что остался у матери один. Отец умер еще в 1932 году от брюшного тифа. Алексей тогда тоже им переболел, но выжил, только два года ходил без волос. Брат Александр, 1921 года рождения, служил под Харьковом, осенью 41 года его ждали домой, но тут началась война. Второй брат, Иван, тоже оказался на фронте под Харьковом. В 1943 году они оба погибли, сражаясь за этот город. Неизвестно, успели они повидаться или нет. За войну мать (ее звали Полина) получила пять похоронок, на двух сыновей и трех родных братьев. Из шести воевавших близких ей людей вернулся только один. Алексей даже не был ранен. Можно только представить, что с ней было, когда увидела его живого. Когда солдат вошел в дом, в комнате с мамой сидели соседки. Все разом зарыдали, бросились его обнимать, целовать, такой крик поднялся, хотя прошло больше года, как закончилась война. Так мама дождалась сыночка…

Вскоре Савинцева избрали председателем колхоза «Равенство» в Шумихе. Все-таки фронтовик, крепкий мужик, в партию вступил на передовой. Так и работал на этой должности до 1953 года. Родившись в 1915 году, он не закончил ни одного класса, рано пошел работать, еще до образования колхозов. Грамоту освоил самоучкой и полюбил читать. Сейчас это его основное занятие, свободного времени много. Смеется: в то, что он ни одного дня не учился в школе, ему не поверили и в документах самовольно сделали приписку, что у него образование 4 класса. Через семь лет Алексей Егорович стал проситься отпустить его с поста председателя колхоза, говорил в райкоме, что грамоты ему не хватает для такой должности. Наконец прислали замену, а он с удовольствием пошел работать бригадиром сначала полеводческой бригады, потом животноводческой, а в конце – строительной, возводил фермы и жилые дома до 70 лет, будучи уже пенсионером. Как-то восстанавливали мельницу, Савинцеву пришлось долго нырять в холодную воду за упавшим каменным жерновом, чтобы подвязать его к тракторному тросу. Вытянули эту махину, но сам Алексей Егорович остыл, заболели суставы, пришлось долго лечиться, даже на курорты несколько раз ездил, о чем рассказывает с гордостью. С тех пор на здоровье не жалуется.

Прав оказался тот лейтенант на фронте, в Шумихе Савинцев наконец удачно женился на односельчанке Марии, которая была младше его на одиннадцать лет, работала секретарем сельсовета. Жена ему досталась замечательная, прожили они душа в душу, вырастили пятерых детей: четырех дочек и сына. Мария Михайловна умерла на 83-м году жизни. Алексей Егорович считает это самой большой своей потерей. Трудно в таком возрасте оставаться одному. Хорошо, что рядом, в Старом Тогуле, живут дочь Тамара и сын. Одна дочь уехала с семьей в Прокопьевск. У Савинцева девять внуков, а еще правнуки, число которых он затруднился назвать, самые дальние шлют приветы из Ростова-на-Дону.

Тогульский район.