МНОГО ЕЗДИТ ПО НЕЙ ШОФЕРОВ,

Лето долгожданное, но редко дарившее землю солнечными денечками, миновало, и долгие дожди как будто смыли все следы нескольких юбилейных праздников, однако ж были в окрестностях тех торжеств и встречи, уводящие в неизбывную обыденность и повседневность, которые назвать «серыми» язык не поворачивается. Есть в русской обыденности на Алтае лица и краски невыцветающие.

* * *

Когда на Пикете в юбилейный шукшинский день к микрофону один за другим стали выходить знаменитости московского киношного розлива, мой гость – издатель сибирского альманаха «Тобольск и вся Сибирь» Аркадий Елфимов тихо проговорил: «Пойдем к Марии Сергеевне».

…У могилы матери Шукшина народу было немного. Еще не хлынула возвратная волна гостей с вершины холма, и, глядя на снимок Марии Сергеевны, подумалось: «Вот у нее сейчас за спиной гудит-шумит неизбывно Чуйский тракт, и она чувствует его всей бренной погребенной плотью так, как чувствовала когда-то живыми телом и душой, выходя провожать сына в первую самостоятельную дорогу – в Бийск учиться подавался Василий, или когда уже взросленького провожала сына в Онгудай – вверх, в горы разведывал для себя путь Василий Макарович, где через полтора десятка лет будет он снимать свой фильм «Живет такой парень», где герою его – на вид дурошлепистому шоферу Пашке приснится сон: выходит к тракту женщина, на тело простынка белая наброшена, протягивает она деньги и просит: «Купи мне белой материи на платье – вишь я какая…» А далее хозяйка досказывает свою легенду разбуженному Пашке – зачем женщина у Долины свободы выходила к тракту: «Так разве ж это простая баба была… Это же смерть по земле ходила – саван себе искала. Вот вскоре после этого и война началась. Она, она, матушка, ходила…»

Сегодня уже никто не скажет – кем и когда рассказана эта придорожная легенда Василию Шукшину, но она жива в притрактовом пространстве России. В иной вариации миф похожий записан далеко от Алтая – аж в Забайкалье в 1953 году. А на Алтае где и кем он рассказывается? Как знать, может быть, сыну поведала эту, прорастающую Россию насквозь придорожную историю мать его, уловившая чутким ухом глубину смысловую устного слова…

Дорога, она что? Она сама по себе мертва и бессловесна. Она сама по себе – упорядоченный щебень, песок и глина, она сама по себе мертва, а оживает, когда возле нее, обочь и в стороны прорастает преданье, когда возникает песня с нелепым, но неграмотностью своей врезающимся в память зачином – «Есть по Чуйскому тракту дорога…» Однако же вдумаешься в эту строку, да и развернется смысл: тракт Чуйский – это шире, чем просто лента асфальта. Тракт – это весь окрестный мир человеческий, ветвисто вросший в плоть межгорных долин, а где нет пути долинного, врезавшийся в хребтину перевала серпантинами подчас трагической судьбы.

Не было у Шукшина в Сростках своей Арины Родионовны, но была мать. Это она своей обширной памятью, согретой чувством родства и сокровенности с родным поднебесным пределом, исподволь выводила сына на этот тракт, который шире просто дороги.

За два дня до юбилейной даты поехали мы с Елфимовым в бийское Заречье. Замысел мой был прост: поскольку издатель альманаха «Тобольск и вся Сибирь», объехавший полмира, а уж Россию вдоль и поперек, вознамерился выпустить в свет отдельный том, посвященный Бийску, то какой же Бийск без музея истории Чуйского тракта?

Елена Анатольевна Грехова – непосредственная создательница музея и единственный его сотрудник по сей день, поведала, предваряя осмотр, что сама идея устройства музейной экспозиции истории знаменитой дороги витала в мыслях Юрия Дмитриевича Никишина, руководителя бийских дорожников еще доперестроечной поры. Но окончательно она оформилась в 1992 году, когда под коллекцию документов, карт и фотографий было выделено несколько комнат в конторе ДСУ-10.

Сегодня в экспозиции представлено все, что удалось собрать Елене Греховой: от первого письменного упоминания о Чуйской тропе 1788 года до фотографий дней нынешних – нет такого года, чтобы не совершенствовали дорожники устройство важной для России артерии.

В музее Грехова вела тобольского гостя не от километра к километру, не от бома к бому, а от имени к имени: вот бийские купцы Гилев, Смирнов и Котельников впервые вышли по Чуйскому тракту за пределы России – это 1865 год, а вот события иного порядка – по тракту прошли экспедиции русского парижанина геолога Чихачева, томского гляциолога Сапожникова, геолога Обручева, писателя Гребенщикова, экумениста Рериха… И так от судьбы до судьбы, от скрипа колес тележных до далеко летящего завыванья грузовика «Совавто-Бийск», когда в его кузове горделиво взирает на красоты виражей молчаливый до поры до времени путешествующий в Монголию трактор. И боковая тропа не забыта – мульен буренок прошло из Монголии в Бийск своим ходом…

И вот от судьбы до судьбы путь выходит к тем дням, когда Чуйский тракт становится героем кинематографа. Это уже о Шукшине. Однако иной трепет возникает в голосе Греховой – дошли до чертежей и карт, выполненных рукой изыскателя Вячеслава Шишкова. Это жемчужина музея. И мне известно, что завистливые головы из российского автодора уже несколько лет плотоядно поглядывают на уникальные шишковские карты – у них, начальников всех дорог России, в самой Москве такого нет, как и нет до сих пор единого умно собранного музея истории автодорог великой страны.

Гость тобольский по ходу повествования непрерывно щелкает затвором фотоаппарата – многое из редчайшей экспозиции пригодится при издании книги о Бийске, и вдруг озадачивает хозяйку музея:

– День сегодня для всех выходной, а посетителей нет. Неужели весь поток едущих в Сростки – мимо?

Грехова разводит руками – выходит, так:

– Главные наши посетители – школьники. Но ведь каникулы… А так начальство иногда разных гостей привозит.

И объяснения этому долго искать не надо – музей буквально запрятан в закоулки Заречья, хоть и находится по иронии ситуации в переулке Центральном. Ну, уж куда центральней не придумаешь. Легче пролететь три сотни верст по Чуйскому, чем отыскивать мало кому известный музей. Спрашиваю Грехову:

– А не было такого варианта – вывести музей прямо на тракт? Ну, хотя бы на первый километр Чуйского, чтоб людям доступнее…

– Мечтать можно. Но музей-то ведомственный. Мы к дорожной службе пуповиной приросли. Кто ж захочет рвать по живому…

* * *

О том, надо ли перерезать пуповину приросшего к Бийскому ДСУ музея, разговор неожиданно продолжился на следующий день, когда мы спустились с Пикета, чтобы перед дальнейшей дорогой отведать знаменитых, размером с хороший лапоток, пирогов на придорожном базаре в Сростках. Разговор наш подогрела одна подробность минувшего лета. Оказывается, в пору удушья экономического – в расцвет кризиса – начальник ДСУ по фамилии Купрашвили прикрыл музей истории Чуйского тракта, а создателя музея и бессменного директора Грехову Елену Анатольевну попросту сократил, уволил с целью экономии фонда зарплаты. Велика ли экономия? Три тысячи рублей. И это цена запрета на историю дороги?

Обморок административный в ДСУ длился несколько недель, но наконец об увольнении Греховой стало известно в Алтайавтодоре. Оттуда на ретивого «экономиста» цыкнули – такого музея, всю Россию обыщи, – не сыщешь!

Елену Анатольевну восстановили. Будь иначе – не удалось бы нам выслушать сагу о главной российской дороге в Монголию, а там и во всю Центральную Азию вплоть до Джомолунгмы. Да и другим любопытствующим тоже не повезло бы. Доводилось мне встречать путешествующих автомобилистов у ледника Ак-Тру, устроивших себе малый роздых на пути из Киева в Тибет… И ехали они по тракту вслепую – исторически он не расшифрован. Точно так же проезжают по нему тысячи и тысячи туристов ежегодно.

Но вернусь на общепиталище в Сростках у круглосуточно живого тракта.

Место это торгово-косматое и неприбранное, где тароватые сростинцы готовы были продавать свой домашний продукт хоть в шалаше, хоть под плащ-палаткой. А иные к дороге вывозили просто под открытое небо детские колясочки, нагруженные печивом и варевом, иногда только медовушкой разного градуса.

В лучшую сторону весьма солидная компания «Алтайград», выкупившая не так давно козырной лоскут торговой земли, изменила придорожный рынок. И поскольку я давно был знаком с владельцем этого шумного рынка, то разговор о переносе музея с бийских задворок на тракт завязался как будто сам собой. Новый владелец участка почти повторил слова Греховой:

– Да, участок нашей компании, но музей-то автодоровский. А захотят ли хозяева федеральной дороги Новосибирск – Ташанта пойти на такое партнерство? А по сути своей – вынос музея на тракт – мысль, достойная реализации…

Вот и вышла на свет вековечная проблема межведомственности.

Если хозяин притрактового рынка готов к сотрудничеству, то, стало быть, дело за обладателем музейной коллекции по истории знаменитой на всю Россию дороги. И здесь дело в понимании, в сердечном чувствовании того, что она, коллекция, представляет человеческие судьбы, здесь и Колька Снегирев – человек-легенда, здесь и писатели Шишков и Шукшин, и целая плеяда русских путешественников. Коллекция музея в Заречье – не просто некое «мое» автодоровское, а определенное «наше», российское. И прятать такую жемчужину в городской чулан или отворять его двери только для редких гостей – жадность расточительная.

И еще одно – главное. Если смотреть на тракт как на погонные метры – это одно. Но Чуйский тракт – это продвижение русской цивилизации в Центральную Азию! И это уже другое освещение.

Возникнет обязательно вопрос – в случае переноса – музей не только выстроить предстоит, но и содержать на какие-то гроши надо. Вспомним хотя бы про оклад директорский… Вот в этот момент разговора сработал деловой ум тобольского гостя Аркадия Елфимова:

– О содержании музея могут побеспокоиться коллеги Кольки Снегирева. – Все застолье разом повернулось к Елфимову с молчаливым вопросом: «Как?» Елфимов продолжил: – Очень просто. Кто в Сибири не слышал песни о Кольке Снегиреве? У Шукшина – это лейтмотив фильма «Живет такой парень». Вот и поставить на входе шоферскую кружку с его именем. Да еще и добавить надо – «На содержание и развитие музея». Редкий шофер, а их по тракту вон какой поток, не достанет из кармана свою посильную денежку ради легендарного имени. Русский человек на родное отзовется, – заключил тобольский гость, а я подумал: есть у Елфимова основание так думать и говорить.

Уже пятнадцать лет Елфимов издает альманах «Тобольск и вся Сибирь». Вышли добротно изданные в Италии тома по Тюмени, Тобольску, Томску, Красноярску, Омску, Иркутску и другим старейшим городам сибирским, a делает это издатель на пожертвования сибиряков. Издает, а затем рассылает по главным сибирским библиотекам и музеям.

Значение альманаха «Тобольск и вся Сибирь» довольно точно оценил декан факультета журналистики СПбГУ кандидат исторических наук В.Никитин: «…Гигантский труд проделали издатели, чтобы собрать воедино все эти тексты и изображения. Сегодня читатели имеют возможность перелистывать эту своеобразную литературно-документальную энциклопедию Сибири. А наши потомки будут иметь прекрасную возможность из этих книг черпать знания о том, как жили сибиряки…»

Итожа полтора десятка лет работы фонда «Возрождение Тобольска» – под таким флагом двинулся в жизнь елфимовский проект, – подсчитали и получилось: книг роздано-разослано на 58 миллионов рублей. Основа под таким проектом – возрождение общинного миропонимания и приятия его, что было долгие века твердью русского мира, русского миропорядка.

* * *

Названные миллионы рублей не с неба упали. Они собраны с миру по нитке. И вернулись в мир. Книгами. А на Тобольск я оглядываюсь только потому, что образ общинного поведения сибиряка там формируется вопреки всяким утверждениям – люди ныне разобщены. Да, они, может быть, и разобщены, но так будет, пока нет объединяющей мысли, идеи. В нашем случае – музей истории Чуйского тракта и перенос его в Сростки – надеюсь, найдутся люди, понимающие, что это не просто дорога, а история вхождения русской цивилизации в Центральную Азию!

Даст бог, и власть призадумается и найдет путь включения музея истории тракта в комплекс Шукшинского музея-заповедника, что будет выглядеть вполне органично.

…Есть на свете барышни, которые любимую жемчужину прячут в шкатулочку потаенную и поглубже. Но Россия – не барышня. Блок восклицал: «О, Русь моя. Жена моя!..» И жемчужину музея в Бийске пора извлекать из чуланов Заречья, чтобы она играла во всей красе на груди родины Василия Макаровича для всего идущего к нему мира.

Александр РОДИОНОВ