Барнаульский врач увлекся дайвингом и вот что из этого вышло

 «Наверное, нет ничего, что бы не знал и не умел делать наш Роман Иосифович, – охотно рассказывают мне врачи в ординаторской, пока я жду героя публикации. – У нас уже есть даже шуточная форма обращения: ок, Гугл! Чем лучше купировать болевой синдром у этого пациента?» Мы смеемся. В ординаторскую влетает молодой человек: «Здравствуйте, мне переодеваться в халат?» Так я познакомилась с врачом-кардиологом Краевой клинической больницы скорой медицинской помощи Романом Воробьевым.

Не по стандарту

Беспокойного человека видно сразу. Роман Воробьев как раз из таких. Кардиолог вполне может работать в поликлинике. Размеренно вести прием,  назначать лечение, выдавать направления на госпитализацию – делать ту самую работу, в которой нуждается большинство пациентов. Но он пришел работать «на передовую» – в палату интенсивной терапии кардиологического отделения. Зона его ответственности – все самое плохое, что может случиться с кардиологическими больными. Есть и вторая специальность – «анестезиолог-реаниматолог». Дежурства в кардиологии сменяются работой в реанимации.

– Никогда в жизни я не искал простых путей. Здесь есть и многогранность состояний, и сложность. Нарушение ритма сердца – одна из самых непростых ситуаций. Требуется много навыков, знаний, постоянно совершенствоваться и учиться. Поле для творчества и самосовершенствования внушительное. Да и результат видишь сразу. При этом есть четкие стандарты и жесткая регламентация, которая упрощает процесс помощи. Но надо иметь в виду, что стандартизировать можно состояние, а человека – нет. А ведем мы его полностью. Ведь нельзя, к примеру, лечить отдельно взятое сердце. Поэтому получаешь несказанное удовольствие от того, что хорошо сделал свою работу – пациент выжил.

– А если нет?

Врач сменил тон:

– Мы работаем с тяжелыми пациентами, бывает, что спасти не можем. Да, врач не может быть лишен сострадания, иначе ему нечего делать в медицине.   И это тоже часть профессии, которую необходимо научиться принимать.

По следам Калипсо

Вопрос про халат в начале нашей встречи прозвучал не случайно. Дело в том, что Роман после окончания смены успел сбегать домой и погрузить в машину оборудование для дайвинга. Сразу после нашей беседы он уезжает в Алтайский заказник, штатным сотрудником которого является. А необходимость перед интервью облачиться в рабочую одежду Роману пояснили коллеги с телевидения. Воробьев в короткое время стал звездой благодаря обнаруженным им мшанкам в Телецком озере. Но обо всем по порядку.

– Я вырос на фильмах Жака-Ива Кусто. Засело в подкорке, но я даже мечать о дайвинге не смел. Ведь как считается? Нырять можно там, где есть море. Что можно искать в наших озерах?

Как часто бывает, помог его величество случай. По дороге на работу Воробьев увидел табличку: «Клуб дайверов». Оказалось, что первые навыки замечательно осваиваются в бассейне. Это дальше уже были Байкал, море в Греции, озера родного края и квинтэссенция сибирского дайвинга – искусственные пещеры Кемеровской области.

– Сибирский дайвинг – прежде всего ландшафтные погружения в местах, где добывали какую-то породу. Затем все это заполняется водой и получается искусственный полигон, в котором можно нырять, плавать и рассматривать скалы и образовавшиеся пещеры, - рассказывает он.

Как в космосе

– Телецкое озеро вначале нас не приняло. Темно, холодно, глубоко. Особенность светопоглощения такая, что в любое время суток там абсолютная ночь. Хотя горизонтально вода прозрачная. Есть ощущение, что погружаешься в чернила, будто эту темноту можно потрогать. Ты в нее проваливаешься, она обволакивает… В первое время это создает тревогу, гнетущее состояние, чувствуется каждый удар сердца. Но все же притягивает. Летишь, маленький-маленький человечек-песчинка, вдоль отвесной скалы. Под тобой сотни метров, над тобой – 30, потом 40… 50… ощущение выхода в открытый космос!

Поездки «в космос» стали регулярными. Администрация заповедника поначалу тоже присматривалась к команде приезжающих, потом начали сотрудничать.

– Еще одна проблема – мусор. Все, что попало в эту воду, останется там навсегда. Брошенные рыболовные сети находятся на дне, но продолжают ловить и убивать рыбу. Их пытаются тралить кошками, но чаще всего убрать можно только вручную, с контролируемым, но все же риском для жизни. Так вышло, что в 2017 году я и напарница Татьяна Клименко стали штатными сотрудниками заповедника.

Медицина и дайвинг, по мнению моего собеседника, явления если не одного порядка, но очень схожие. Дайверу, как и медику, требуется жестко следовать всем стандартам, считать время. Цена ошибки крайне высока: жизнь пациента в больнице или своя собственная в толще воды. Поэтому погружение планируется с точностью до минуты. А в исключительных случаях и до секунды.

При этом врач не перестает быть врачом выходя из больницы и тем более уезжая в село, от которого даже до ближайшего стационара пять-шесть часов быстрой езды. Служебное жилье, в котором располагается Воробьев во время работы в заповеднике, находится по соседству с местным ФАПом. Поэтому нередко за советом местные жители заворачивают именно к нему. Роман никогда не отказывает в помощи, смеется: «Отговорки все равно не принимаются!»

– Однако бывает, когда я понимаю, что нужно все бросать и спешить на помощь, – доктор вновь серьезнеет. – Сельские жители очень терпеливые и не зовут врача до тех пор, пока есть силы терпеть. А когда приходят…

На его счету два спасенных пациента с инфарктами и успешная госпитализация больного с переломом позвонков шейного отдела. В таких случаях приходится брать ответственность и вызывать вертолет МЧС.

Слово для науки

Работа любого заповедника основывается на трех китах: охрана, экологическое просвещение, наука. Роман Воробьев и его напарница Татьяна Клименко успевают по каждому из них. Традиционно СМИ сообщают: алтайские дайверы вновь нырнули и что-то нашли. Находки разные, но сенсационных, с точки зрения обычного обывателя, не бывает.

– Район малонаселенный. Поэтому найти какой-то артефакт сложно. Хотя и у нас есть что посмотреть. Это огромный затопленный пирс. Он был построен в 60-х годах. Вокруг него можно плавать, в него можно заплывать. Есть собственный маленький «Титаник» – катер «Ярославец», который затонул в начале 90-х годов. Слава богу, тогда обошлось без жертв. В прошлом году в акватории поселка Яйлю на глубине более 50 метров был найден плавучий метеобуй. На трех-четырехметровом основании расположены приборы, от них отходят 12-метровые лучи. Приборы сохранились в идеальном состоянии. Первое впечатление было: мы нашли космический корабль или упавший спутник! Потом опознали лопасти анемометра и разобрались. Кстати, он пролежал под водой 60 лет, но при изменении скорости течения лопасти крутятся.

Впрочем, недели две назад Роман и Татьяна случайно обнаружили до сих пор не встречавшихся местным ученым мшанок. Это колониальные кишечнополостные размером меньше миллиметра. Новое слово в науке.

– Дайвинг – это не спорт. Не достижение высоких результатов. Это что-то вроде философии и медитации. Когда ты дошел туда и начинаешь растворяться в глубине и темноте или, наоборот, в лучах солнца, пробивающихся сквозь толщу воды… – Воробьев задумался.

Это увлечение, которое стало второй профессией, помогает ему перезагрузиться после тяжелых будней в кардиологии и реанимации. Вернуться с новыми силами к пациентам и избежать того самого профессионального выгорания, которого боится каждый медик. И если для этого в сутках должно быть 25 часов, Воробьев готов. Он никогда не искал легких путей.

Ночная жизнь

– Под водой Телецкого – насыщенная ночная жизнь. Днем не увидишь ничего. А стоит поставить будильник на два-три часа – с глубины поднимаются налимы, на мелководье плавает хариус, патрулируют свою территорию щуки. Дно буквально шевелится: там и беспозвоночные колыхают своими щупальцами. Это такие микроскопические «коралловые сады».  Копошатся мелкие рачки. Чем чаще погружаешься, тем больше удается увидеть.

Как щука нас использовала

– Не только мы привыкаем к животным, но и они привыкают к дайверам. Мы «познакомились» со щукой размером 1,1 – 1,2 метра и обнаружили, что разговоры об отсутствии обучаемости и некоего интеллекта у рыб несостоятельны. Здороваться с нами она, конечно, по-прежнему не хочет. Однако научилась нас использовать. Щука – вершина экосистемы данного местечка. Она царица, сама хозяйка и с нашими первыми погружениями решила посмотреть, кто это заплыл на ее территорию. Проплыла между нами, продемонстрировав, кто здесь главный. Был эпизод, когда, посчитав меня слишком назойливым, она ударила головой в фотоаппарат, я его чуть не выронил. Сейчас она идет с нами буквально на границе видимости. Но конвоирует она не просто так. Как только луч фонаря высвечивает маленькую рыбку, она торпедой бросается на нее и заглатывает, делает круг и возвращается на свое место. Первый раз я только на замедленной съемке понял, что произошло.

Фото предоставлено сотрудниками Алтайского заповедника