Музею не жить одному

Очень многие в крае – а в отрасли культуры абсолютно все – знают Валентину Христиановну Смирнову. О бессменном директоре музея истории горного производства, заслуженном работнике культуры РФ, почётном жителе Змеиногорска, лауреате премий имени И. Ползунова и имени А. Демидова, почётном члене-корреспонденте Петровской академии наук и искусств рассказывает «Алтайка».

Старейшим музеем Сибири считается Алтайский государственный краеведческий – его история насчитывает 190 лет. Змеиногорский мог бы быть вторым в этом почетном ряду, причем уникальным: здание его построили в 1827-м специально под музей. Но дело не заладилось, и использовали строение из красного кирпича не по назначению более чем полтора столетия. Так бы продолжалось и дальше, если бы о первоначальном замысле не вспомнил мэр Змеиногорска Михаил Филиппович. На должность директора он выбрал Смирнову, преподавателя… математики. Но это назначение случилось в 1985-м, прежде она четыре года руководила отделом культуры города, поскольку по первому образованию Валентина Христиановна – работник культуры.

Экскурсии от создателя экспозиций

Газетной полосы не хватит, чтобы рассказать о любимом детище Смирновой. Все его и ее награды и грамоты не умещаются на музейной «стене почета». Но там, рядом с мемориальной доской отца-основателя музея Филипповича, можно увидеть, пожалуй, один из самых ценных дипломов. Это награда 2007-го, подписанная председателем жюри Артуром Чилингаровым: змеиногорский тогда стал вторым в номинации «Лучший региональный музей» Нацио-
нальной туристской премии им.
Ю. Сенкевича (первым был музей М. Шолохова!). Фонды его исчисляются в тысячах предметов, и тысячи гостей со всей страны и из-за рубежа посещают музей ежегодно.

Валентина Христиановна с благодарностью вспоминает многих причастных к созданию музея. Я думаю, что в этом случае работает закон «подобное притягивается подобным». На помощь Смирновой приходят такие же замечательные энтузиасты, как она сама. Часто посетители удивляются оригинальному оформлению залов – идея раздвижных конструкций, на которых размещены материалы, принадлежит Генрикасу Нехведавичусу. Михаил Кузнецов, настройщик из Рубцовска, безвозмездно отреставрировал и настроил рояль «Брудер Ниендорф». Добрыми словами вспоминает Смирнова Нину Григорьевну Демидову, ответственного секретаря Международного Демидовского фонда. Всегда готов прийти на помощь музею и ее старший сын Евгений. Рассказала Смирнова, что в краевом управлении по культуре она всегда находит понимание и губернатор после посещения музея выделил на оформление экспозиции 250 тысяч рублей.

Не только в самом музее можно познать историю – наша героиня проводит экскурсии и на прилегающей территории, которая благодаря ее усилиям преображается с каждым годом. Гости фотографируются на фоне скульптур, созданных на средства гранта педагогами художественной школы, и горной техники. Останавливаются у стены, на которой закреплены замечательные печные дверцы, и взбираются на смотровую башню, восстановленную по архивным документам (она построена на средства другого гранта). Не проходят посетители музея мимо «Очага нашей памяти»: с мемориальных досок смотрят совсем юные лица парней-змеиногорцев, погибших в локальных войнах.

История города связана со многими именами, составившими славу России. Валентина Христиановна расскажет и о семействе Демидовых, и о Ползунове, Геблере, Фроловых. Бывали в Змеиногорске Чихачев и Бунге, Спасский и Ледебур, Майер и Достоевский…

Не раз я наблюдала, как Валентина Христиановна проводит экскурсии. Экскурсия от создателя музея, знающего (и добывшего!) каждый экспонат, поверьте моему опыту, отличается от любой другой. Добавьте к знаниям лектора его необычайный энтузиазм, живость, харизматичность и чувство юмора – вот и получится портрет Смирновой-экскурсовода. Гости музея не только получают информацию о минералах, об археологических находках, истории горного дела. Смирнова их удивляет: оказывается, алмаз – «это совсем не то, что вы думаете». И показывает микроскопический необработанный камушек в малюсенькой пробирочке. Она заставляет гостей музея поразмыслить о чести и достоинстве, демонстрируя дивной красоты утилитарные вещи – нож, штопор, замок.

В зале археологии Валентина Христиановна пробуждает феминистские настроения:

– В древние времена сначала украшали лошадь и мужчину, а потом уж женщину… Как сейчас: мужчина покупает себе машину, а жене – тапочки. – Она смеется, а мужчины-экскурсанты заявляют: «И правильно!»

Наша героиня доказывает, что музей – не собрание экспонатов, а живой организм, который не только хранит прошлое, но и может помочь нашим современникам. Так, рассказывая о Талапове, первом крепостном Акинфия Демидова, посланном в Змеиногорск, она сообщает, что благодаря музею нашли друг друга его бийские и новосибирские потомки.

Сожалеет Смирнова, что некому ей пока передать дело своей жизни. Конечно же, она готовила себе смену. Но кто-то из ее кружковцев выбрал другую стезю в жизни, а кто-то – иное место жительства. Для себя решила: и когда найдет замену, работу не бросит. «Пойду в музей научным сотрудником, – говорит. – Пока еще глаза видят, надо работать, писать».

Как у многих горящих на работе, у нашей героини есть недоброжелатели, но друзей у нее намного больше, ее дом всегда открыт для них. Она тратит свое свободное время на поиски документов в архивах, а собственные деньги легко вкладывает в дело: «Нет денег – ладно, есть –
значит, могу что-то сделать».

Помнить нельзя забыть

Есть у Валентины Христиановны помимо прочих еще одно звание – житель блокадного Ленинграда. Вспоминать блокаду Смирнова не любит и фильмов о ней смотреть не может – сразу переключает канал. Хоть и была она в войну совсем ребенком, но то страшное время врезалось в память. Помнит ужасный взрыв, обрушивший часть дома: «Мы выскочили из квартиры, а внизу провал. Слышу: «Прыгай, прыгай!», и я прыгаю…» Еще помнит, как кто-то нес ее на плечах, а рядом бежала огненная река – разбомбили маслозавод, текло горящее масло. Не может забыть, как ждали в порту пароход, на котором должны были отплыть, а его разбомбили на глазах у людей…

Всю блокаду прожила в Ленинграде. После прорыва кольца ее с матерью вывезли на Урал. Помнит, что, когда ехали в поезде, их обстреливали – кукла Соня в конце пути оказалась с дыркой в голове… «Еще помню, как поезд остановился (мать сказала: «Свердловск») и я увидела большущие белые лепешки – картофельные, вкусные-вкусные! – говорит она. – Когда ленинградцев встретили на вокзале в Челябинске, все, по-моему, плакали. Я, увидев много травы, зелени, очень удивилась, что никто это все не съел…»

Сила воли, прямота, честность и трудолюбие Смирновой известны многим. Конечно же, истоки ее характера – в семье. Отца звали Христиан Фридрихович Рейх. Его родных репрессировали еще до войны: семью раскулачили, четырех сестер раскидали по всей стране. А отца тогда не тронули: он воевал на финской, позже жил в городе на Неве и работал водителем в Доме ленинградской торговли. С началом войны выслали его как репрессированного по национальному признаку. Мать с Валей почему-то не успели выслать.

Воссоединилась семья уже на Урале. Жили сначала в Злоказово, потом переехали на шахту 1-2-3. Мать, Евгения Ивановна, очень образованная была. По состоянию здоровья физически она работать не могла, трудилась кассиром. Очень долго ютились в землянке, но не мерзли – шахта рядом, с отоплением проблем не было. Потом стали строить дом, Валентина с отцом всю мужскую работу делала – больше-то некому. «Честно говоря, я не испытывала особой родительской любви, меня в шорах держали. Попросят отца быка зарезать, он мне: «Валь, пошли!» Отец режет, я держу тазик…» – вспоминает Смирнова. Отец был на все руки мастер и к тому же замечательно грамотный: с образованием четыре класса он решал тригонометрические задачи, в русском языке ни одной ошибки не делал, очень много читал. Когда Валя в школе стала изучать творчество Маяковского, Христиан Фридрихович спросил ее: «Ты знаешь, как он стихи читал?» Оказывается, он слышал выступления Маяковского и Есенина! Но был в семье закон – может, это ее и спасло? – ни в коем случае никогда ни одного слова по-немецки! Хотя отец язык хорошо знал, но на просьбу помочь с уроком всегда звучал ответ «нет». Так родители оберегали Валю.

Позже друг отца помог семье Рейх уехать на целину, в совхоз села Кочердык Октябрьского района Челябинской области. В школе были замечательные педагоги, дружный класс. Валентина училась хорошо, в оркестре на мандолине играла, активной была – ее избрали секретарем комсомольской организации.

– Помню, послали на семинар в Челябинск. Мать договорилась с водителем бензовоза, чтобы меня довез, – улыбается Смирнова. – Ехать не в чем (в школу-то я ходила в фуфайке), еще и по дороге шофер прожег мне пеплом папиросы платье. Добрались мы до райцентра, а секретарь райкома комсомола Аннушка Жмаева просила обязательно заехать к ней – мол, бумаги должна тебе передать. Являюсь к ней чуть не со слезами (я редко плакала и сейчас не люблю), говорю: платье прогорело и штаны к тому же лыжные. Она: «Ничего, я тебе приготовила кое-что. Снимай фуфайку!» И дает мне плюшевый жакет, какую-то юбку…

Добрые люди

Когда дочь окончила школу, отец нашел свою сестру Эмилию – она жила в Змеиногорске – и уехал к ней. Валя тогда собралась было поступать в пединститут, а секретарь райкома ей заявляет: «Вот тебе путевка в культпросвет-училище! Сейчас нужны работники культурного фронта». Когда ей выдали студенческий билет, прочитала в нем: «Рейх Валентина Ивановна». Кинулась к завучу Галине Николаевне Суворовой, а она говорит, мол, так тебе удобнее будет. «Опять меня оберегали, – замечает героиня. – Часто мне в жизни добрые люди помогали».

В училище за месяц «на картошке» она заработала себе на зимнее и осеннее пальто, ботики, туфли тряпочные, беретку, два платья – оделась с ног до головы! Стипендия на первом курсе была 120 рублей, во время учебы Валентина подрабатывала, в школе пение вела. Родители ничем ей не могли помочь.

После окончания училища Смирнова работала на Урале – ее направили в клуб села Пашнино-3 Октябрьского района. Потом она трудилась в селе Мяконькие, вышла замуж. Приехала как-то весной к матери в Кочердык, и нужно было возить навоз в сад совхозный. Забралась на повозку, дикошарая лошадь дернулась, Валентина упала и получила почти винтовой перелом ноги. Увезли ее в райцентр 21 марта 1961 года, до июня лежала на «самолете».

– Помню, 12 апреля по радио услышала: «Говорит Москва!..» Вмиг замерла, думала, что война началась. А потом подняла всю палату, кричу: «В космос человек полетел!» (Смеется.) А меня, как космонавта, только в июне с «самолета» сняли. Вернулся из отпуска тот доктор, который положил меня на вытяжку, и удивился: почему до сих пор? А я ведь беременная к тому же была, рожать скоро! Отправили меня в Челябинск самолетом.

– И никто не был наказан за то, что вы лежали так долго?

– А кто кого накажет? Я ведь не жаловалась никогда, не имею такой привычки. Скажу резко что-нибудь, и все…

Родился сын, в честь матери Валентина его Женей назвала. Ногу прооперировали, научилась заново ходить. Год была на инвалидности, подрабатывала фотосъемкой – пять копеек за фотографию. У мамы-то пенсия махонькая, на Женю платили пять рублей. «Ничего, на хлеб хватало. Хлеба не было – жили не тужили, сухари сушили, – смеется Смирнова. – Поступила на очно-заочное отделение пединститута, уже когда второй сын у меня был.

– В школе вы преподавали математику. У вас от отца математический склад ума?

– Скорее всего, от Ивана Михайловича Арнаутова. Он был моим классным руководителем в пятом. Сам Иван Михайлович к тому времени семь окончил, только поступил в училище! Вспоминаю то время: какие замечательные были у меня учителя – не урокодатели! Я старалась быть на них похожей, когда в школу пришла. И уже в Змеиногорске (в 1975-м мы сюда перебрались) проводила встречи с ветеранами войны, вела кружки, в походы с ребятами ходила в Колывань, по Горному Алтаю. До сих пор бывшие ученики меня с Днем учителя поздравляют.

Как мы уже знаем, в змеиногорской школе Смирнова проработала шесть лет и вновь вернулась на культурный фронт. Михаила Филипповича многие вспоминают добрыми словами в Змеиногорске. Должны быть мы ему благодарны и за то, что в учителе математики он разглядел замечательного организатора, неутомимого исследователя, весьма деятельного и энергичного руководителя. «Когда я на пенсию пошла» – эта фраза нет-нет да и всплывает в речи Валентины Христиановны. Слышать это, поверьте, из ее уст странно. Каждый день она встает в начале пятого, завтракает, кормит свое маленькое сокровище – тойтерьера Лялю и еще затемно прощается с ней: «Я на работу, Лялька! Кто больше работает, тот дольше живет!»

– О чем мечтаете, Валентина Христиановна? – спросила я как-то ее, пытаясь настроить на лирический лад.

Она же, не поддержав моего тона, с очень знакомым многим напором ответила:

– Я мечтаю о том, что настанет такой день, когда кто-то возьмет над нашим музеем шефство. То, что сам музей зарабатывает, тратится на улучшение его материальной базы. Должны быть у учреждения покровители, меценаты, помощники. Музею не выжить одному, на энтузиазме далеко не уедешь!