На войне он сражался с врагом, после - с чёрными бурями

Рукопожатие у Николая Ивановича Иволгина крепкое. Глядит молодо и смеется, когда спрашивают, часто ли он бывает в лесу? 

- Обычно говорю: я там живу, где не завтракают. На кромке бора! Проснусь, выйду на балкон и есть не надо – подышал и сыт. Воздух-то какой…

К дому бор подступает со всех сторон. Перед подъездом – высоченные ели и тополь.

- Белый тополь, - уточняет Николай Иванович, – когда весной листочки расправляются, они белого цвета.

Деревьям несколько десятков лет, а посадили их когда-то жители этого ведомственного дома, имеющие прямое отношение к лесному хозяйству края.

И он, Николай Иванович, из этой когорты, перечислю лишь несколько должностей: Волчихинский лесхоз – от лесничего до директора, потом взяли в аппарат управления лесного хозяйства, а затем прошел по служебным ступеням до директора Кулундинско-Алейского производственного объединения (1969-1978). Сорок лет отдано лесному хозяйству Алтая. А спросишь, сколько ж с его участием посажено деревьев, отвечает коротко:

- Не считал.

И то верно. Трудно сосчитать капли в дожде.

Ленинградское детство

До войны семья Иволгиных жила в бараке на Васильевском острове. Бывало, с четырех утра занимали очередь на базарчике, ждали, когда привезут на продажу кости. Когда мама устроилась на работу в Лосиноостровский парк имени Кирова (по уборке сада), на Колю была возложена обязанность - покупать продукты. Брал сумку и шел занимать очередь. Смешливый и смекалистый парнишка успевал сделать все, что поручили.

- Иногда удавалось сэкономить на мороженое, оттого и нескучно было, - шутит Николай Иванович.

Довоенный Ленинград образовывал Колю в полную силу. Культурно-историческая школьная программа: Эрмитаж, Петропавловская крепость, посещение зоопарка, кинотеатров… Первый фильм – «Чапаев». Потом смотрел его еще пять раз. Внеплановые самостоятельные экскурсии под самым куполом Исаакиевского собора (потом хвастали, кому еще такое удавалось?) или на трамвайной «колбасе».

- На «колбасу» цеплялись вдвоем. Остановку-две проедем – здорово. А на автобусе старались занять последние сиденья, где трясет сильнее на брусчатке. Хохотали, когда на макушке шишки набивали. Однажды плывем на пароходике, а экскурсовод говорит: «Екатерина Вторая каждый день новое платье надевала». Удивились пацаны: у мамки-то одна юбка.

Он часто вспоминает свое ленинградское детство. И сегодня оно в сердце, рядом с мамой. У Пелагеи Михайловны для детей всегда оказывались под рукой конфеты-подушечки. Доставала их из жестяной коробочки и раздавала по одной. Готовила лакомое блюдо – макароны, посыпанные сахаром. Сколько уж годков прошло, Николаю Ивановичу сейчас 88, а будто вчера это было.

На швейной машинке «Зингер» мама строчила пятерым сыночкам рубахи и штаны. За сатином и ситцем ходили в магазин раным-рано, но в очередь не вставали.

- Бывало, что появится милиционер и укажет по своему усмотрению, вы – первый, а те, кто первым стоял (человек десять), – отправлялись в хвост. Не знаю, почему такой порядок был.

Жизнь она такая…

Николай Иванович делает паузу.

- …Каждый час вмещает что-то значительное, только потом понимаешь что к чему.

Командир танка

Война. Взяли в танковое училище, что в городе Пушкине под Ленинградом. В начале сентября эвакуировались в Рыбинск. 1 января 1943 года лейтенант Николай Иволгин ушел на Калининский фронт. Потом - Курская дуга. Страшные бои…

- Николай Иванович, а высокий рост вам не мешал в Т-34 помещаться?

- А башня на что?

Юмор ему всегда помогал.

- Раньше так говорили вместо крепкого словца, чтобы не осквернять чужие уши: чай корова пила, а пузо холодное.

Бои на Курской дуге продолжались 50 дней. Бронь на бронь. Конечно, страшно было, я ж человек.

Надевает пиджак для фотосъемки.

- Я ношу только боевые ордена, а то пиджак тяжелый.

Кроме боевых - Красной Звезды и Отечественной войны I степени есть еще Трудового Красного Знамени – за работу на Алтае.

И снова говорим о войне, юности, в общем, о жизни.

- Меня ранило в руку, спину, бедро. Вначале лежал в медсанбате, полевом госпитале, где не успевали менять повязки из-за наплыва раненых.

- Это хорошо, что черви в ране – заражения не будет, - успокаивал врач.

И отправили лейтенанта Иволгина лечиться в Песчанку, что рядом с Читой.

А в феврале 1944 г. комиссовали: «Ты больше не можешь воевать».

Куда ехать? Отец умер в блокадном Ленинграде, мама эвакуирована в Борисоглебск. Николай прибыл к матери на костылях. Пелагея Михайловна жила с младшим сыном Симой у своей сестры Марии. Николай Иванович вздохнул:

- Плакала, причитала. А я ее обнимаю и говорю:

- Мама, я - живой, живой! Другие в танках сгорают, а я вернулся.

Пелагея Михайловна вроде и не слышит.

- Почему ты плачешь, мама? – спрашивает.

А мать, обняв Колю, оплакивала несладкую жизнь, своих кровинок - сыновей, не вернувшихся с войны.

Старшего, Ивана, без вести пропавшего на Ленинградском фронте.

Александра, он погиб при форсировании Днепра.

Сердце болело за Андрея: он служил на Северном морском флоте стрелком в гидроавиации до конца войны (Андрей был демобилизован в 1946 году и жил потом в Ленинграде).

Жили голодно. Но Николай поправлялся. Американская тушенка, которая спасала когда-то бойцов от голода, казалась чем-то сказочным в Борисоглебске. Собирали желуди, разминали на ручной мельнице. Мама пекла лепешки.

С головой ушел в учебу, а по окончании лесного техникума стоял первым в списке на распределение.

- Куда? Поеду на Алтай, - сказал он.

Николай Иванович, привыкший к точности, объясняет свой выбор еще тем, что об Алтае ходили легенды как о благодатном месте. По радио и в газетах сообщали о хороших урожаях. А в голодающей Воронежской области рассказывали даже о том, что якобы чуть не насильно зерно на Алтае колхозникам давали. Привезут на подводе за трудодни, а колхозник отмахивается, мол, негде хранить.

Николай приехал в Барнаул в феврале 1948 года. Промерз до костей на лютом холоде в своей шапке-ушанке, шинельке, ботиночках. И рад был, когда отправился наконец по месту назначения – в Волчиху. До Рубцовска – поездом, а потом 100 километров на лошадях, с ночевкой в поселке Речка Кормиха. Потом, в пятидесятые, уже руководителем лесхоза ездил туда с проверкой. Вспоминал те самые сани, сено, долгую дорогу.

Черные бури

Его детище – лесные полосы. Главная из них – государственная Рубцовск – Славгород. Создание лесополос – подвиг лесоводов Алтая. Им помогали селяне и горожане. Стало быть, полезащита - это коллективный титанический труд. Только так, всем миром стало возможным сделать дело планетарного масштаба. Создать прецедент: за жизнь одного поколения поменять географический ландшафт – степь на лесостепь. Природа на это тратит сотни лет. Николай Иволгин уверен: лесополосы надо возрождать. Недопустимо превращать их в лесное кладбище.

- И я рад, что сегодня губернатор бьется за восстановление лесополос, за полезащиту, - говорит Николай Иванович.

Черные бури были страшные. Поднимали в воздух тонны почвы. Нужен был щит на пути ветров. Началась большая работа. В ней были, конечно, и перекосы, считает он.

Вспоминает поездку на Васюганские болота.

Из лесхозов края снарядили большой отряд вывозить березу с болот. Дернул – в руке осталась. Вытаскивалась из жижи. Накрывали брезентом, на тракторных тележках везли и сами грузили в вагоны.

- Сколько вывезли?

- Много. Дважды ездили.

У Николая Ивановича две незаживаемых раны в памяти. Кровь на гусеницах танка после атаки и те березки из Васюганских болот.

С горечью добавляет: из болота везли в «Сахару». Болели березки, многие не прижились в засушливой степи. Но план Москвы есть план. Плакали, а садили. Тогда-то и решили лесоводы: самим надо выращивать. И организовали поливные питомники. Березку без полива в алтайской «Сахаре» не вырастишь. А еще тополь – известный пылеочиститель. Заготавливали его черенки даже в Барнауле. Как рыба об лед бились, а дело сделали. Из ошибок родились и выводы.

Николай Иванович говорит:

- В те годы полезащиту поднимали настоящие профессионалы. Хорошо помню Ивана Потапенко – под его руководством создавалась лесная полоса Рубцовск – Славгород в Ключевской зоне.

Как-то приехал Крывшенко из Барнаула, он тогда работал главным лесничим управления лесного хозяйства.

- Ну что, говорю, Леонид Васильевич, ты – партизан, я – танкист, покажем, по-фронтовому?

- Давай, говорит.

Сели мы на одну из лесопосадочных машин: он - с одной стороны, я – с другой. И пошло дело. Много посадили. Молодежь удивлялась.

О победе и лесе

Самое сильное оружие – это патриотизм, считает Иволгин. В Великую Отечественную войну тыл и фронт сплотились. Люди бросались на амбразуры, летчики шли на таран. Благодаря патриотизму и самоотверженности народа и победили. Сберегли планету. А леса берегут ее экологию. Но сами нуждаются в защите.

- Не согласен со многими новациями в нынешнем Лесном кодексе, - говорит ветеран-лесовод Иволгин. – Мы, бывало, за одно дерево боролись. Была санитарная рубка – каждую сосну под номер, и еще в перечетке записать обязан, по какой причине. А сегодня «черные лесорубы» воруют тысячами кубов, а замечается это, когда уже вывезут.

Лесник был значительной фигурой. Посокращали, создали непонятную структуру. Нас, стариков, обвиняют, что мало рубили в ленточных борах, а я считаю, что ленточные боры играют почвозащитную роль – отсюда и плясать надо. Посмотришь, что творится с лесом в России, какое к нему отношение – страшно.

Многие арендаторы в первую очередь думают, как карман набить. Хорошо, что у нас в крае заставляют посадками заниматься.

Когда я работал в Волчихе старшим лесничим, создавали государственную лесополосу Рубцовск – Славгород. Закончился посадочный материал. Мне говорят: только лиственницы остались.

- Посадим лиственницу, в чем дело-то, хорошая порода, - отвечаю.

И посадили вперемежку с яблоней.

А осенью звонит партийное начальство, разносит в пух и прах.

- У вас посадки желтые. Погубили! Засушили!

Объяснил Николай Иванович, что лиственница – такая порода – осенью желтеет, а потом и вовсе голая стоит до весны. Удивился партийный босс.

Прижилась та лиственница. Здравствует уже более 50 лет!

Знает, конечно, что сегодня восторгаются лиственницей в той госполосе: и пожары выдержала, и глаз радует. Да и все лесовосстановление края сориентировано сейчас на возрождение лиственницы – благородное дерево.

О любви

В Малышевское лесничество (потом Солоновское) направили молодого да неженатого специалиста Николая Иволгина, а на девушек некогда смотреть – работа. День-деньской пропадал в лесу. Вот уже и лето минуло, снег лег. А тут тебе ноябрьские праздники. В соседях тоже квартиранткой жила учительница. Она и пригласила Николая на вечеринку: мол, приходите, Николай Иванович. А после вечеринки, когда шли домой, Николай расспрашивал свою спутницу о другой, о кареглазой белолицей незнакомке, которую сразу заметил там, в гостях..

- Кто она? Как имя?

- Зовут Рая, преподает русский язык и литературу в школе, - объясняет соседка.

...Улыбается Николай Иванович, приятные воспоминания. Придет время, познакомится наконец с Раисой вечно занятый Николай. Начнет ухаживать.

- Хотелось просто быть рядом. Приду к Рае, а перед ней стопка тетрадей с сочинениями. Тогда на целую тетрадь их писали. Раиса читала от корки до корки. Говорила: важно содержание, как дети мыслят. Мне поручала исправлять ошибки, а потом за мной проверяла.

…Проживут они с Раисой Антоновной 56 лет. Двое детей, внуки… Пока никто из них по его стопам не пошел.

- Может, правнуки пойдут? – вырвалось у меня.

Оживился Николай Иванович и молодо ответил: а что, все может быть. Жизнь продолжается!