Как священник из Алтайского края служит военным капелланом на СВО

Канун Рождества выдался для нашего сегодняшнего героя хлопотным. Участник СВО, протоиерей Владислав Лапердин после передышки снова собирается к своим «Барсам». В Барнауле он священник Крестовоздвиженского храма, а за «ленточкой» – военный капеллан, заместитель командира части по воспитательной работе.

«Уметь быть благодарным»

– Отец Владислав, что думаете по поводу новогодних праздников? Алтай отмечает их шумно, кафе – под завязку. Уместно ли это сейчас, когда идет СВО?

– Жизнь и там продолжается. Несмотря на суровую боевую реальность и тяжелый быт, люди празднуют, если есть повод и возможность, готовят вкусненькое. Церковь в принципе не поощряет безудержного веселья, даже вне темы СВО. Должна быть мера с алкоголем, развлечениями, и тут все от внутренней культуры зависит. Если она есть, человек из уважения к воюющим парням откажется от излишеств. Но, к чести земляков, скажу, что стереотип пьянства русских сильно преувеличен. Утром 1 января я еду на машине, и вижу, что на парковках лыжных баз свободных мест нет. Кто все эти люди? Пьяницы, что приехали с семьями покататься на лыжах?

– Мы не знаем, что такое прилеты, нам сложно представить жизнь в новых регионах России. Как там люди? Как они к нашей армии относятся?

– Нормально. Как-то по осени мы зашли в ближний хутор, спросили у прохожих, где можно купить яиц. Ими оказались супруги-москвичи, они отвели нас к своей маме. Представьте, ребята за тыщу верст приехали на своей машине к родителям, чтобы помочь им на огороде, виноград прибрать. Дедушка у них – участник Великой Отечественной, еще жив и бодр. Пенсионеры даже в период боевых действий не покинули хутор, потому что здесь их дом. Узнав, кто мы и откуда, они нам с собой полный пакет фруктов и овощей со своего участка нагрузили. Вернувшись в часть, мы шикарную яичницу по-грузински себе приготовили. Мы тоже делимся с местными сухпайками, или сладости, которые в гуманитарке приходят, ребятишкам раздаем. Местный народ умеет быть благодарным.

– Как у «Барсов» с продовольствием?

– На высоком уровне. Я стал крупным специалистом по тушенке и консервированным кашам. Но это ведь фронт, иногда нет возможности подвоза свежего хлеба, к примеру, мы переходим на сухари. Так однажды случилось, когда мы в лесу были на задании. Хорошо, на этом месте до нас стояла другая в/ч, там оставались сыр и галеты – ими и перекусили.

Но порой и чего-то вкусненького хочется, сверх положенного. Тоже не проблема – рядом магазин и базарчик, где бабушки продают выращенное на своем участке. Цены гораздо ниже сибирских.

– А банный вопрос, извините, как решается у воинов?

– Мужики сами строят баньки из подручных средств, если возможно, в точках дислокации. В селах, а мы их много обошли, бань нет.

– В самом деле?

– Совсем нет. Мы привыкли, что у нас баньки даже на дачах стоят. У них – нет. И вообще жизнь сильно отстала от нашей. Местные ездят на старых «Жигулях» и «Тавриях», ЖК-мониторы им в диковинку. А знаете, что такое «карта-пополняшка»? Ее надо специально купить в магазине, чтобы потом забросить деньги на телефон. О мобильных приложениях там и не слыхивали. Це Европа…

Точка объединения

– Батюшек в крае много, а военных капелланов мало. Почему?

– У священников есть обязательства перед прихожанами. Как минимум, уезжая, надо оставить себе замену. У нас в крае на СВО ездят сегодня три капеллана, кроме меня – Андрей Ушаков из Заринска и Михаил Киселёв из Алейска, он окормляет воинов 35-й мотострелковой бригады. Вот о ком бы вам написать! Он постоянно на передовой, не оставляет наших воинов, пашет вместе с ними. Знаете, каково это? Экипажи танков и САУ ночуют в своих машинах и прокоптились пороховыми газами, как в кино про Курскую дугу показывают – на черных лицах только зубы и белки глаз видны. «Боевые бомжи» – так мы там друг друга в шутку называем.

– Волонтеры групп Z помогают нашему воинству. И верующие в храмах плетут сети, закупают дроны, готовят сухие обеды… Хорошо бы всем в такое время объединиться. Но послушайте, как рассуждают люди, далекие от церкви: «Пусть попы сначала «прайс» за свои услуги снизят, а потом я подумаю, идти к ним или нет». Можно ли устранить этот барьер?

– У каждого прихода – свои возможности. Троице-Сергиеву лавру, к примеру, очень хорошо поддерживают попечители, и потому те же свечи для прихожан бесплатны. У нас сложнее. Когда люди ропщут, привожу в пример квартиру, за которую надо ежемесячно платить «коммуналку». Храмы – юрлица, у них и тарифы повыше, и площади побольше, в морозы их ведь еще протопить надо! А люди с достатком в благотворители к нам не рвутся. Мы сами решаем свои проблемы. Церковь была и остается с народом, но свою благотворительность она не афиширует – главным образом, чтобы не стать точкой разделения людей.

– Сейчас, по большому счету, может быть одна точка разделения – СВО. Одни помогают фронту, другие – нет, а то и вовсе по заграницам прячутся.

– Посмотрите на проблему шире. Нельзя отбирать у человека надежду, возможность покаяния. Да, многие в заблуждениях своих, поддавшись влиянию Интернета, покинули Россию. Но они опомнятся от угара рано или поздно, осознают, что не нужны на чужой земле. Сколько ни бегай, а итог один. Своих проблем на чужбине не решишь. Взрослые люди должны уметь принимать и мир, и войну, и необходимость защищать свою страну.

– Не суди, да не судим будешь? Знаете, когда я говорю с родителями погибших ребят, понимаю, что они не намерены оправдывать дезертиров.

– Скажу больше. 35 лет прошло с вывода наших войск из Афганистана, а на панихидах по погибшим героям той войны матери до сих пор рыдают так, словно лишь вчера потеряли сыновей. Время их не лечит. Когда в барнаульской школе № 110 открывали уголок памяти погибшего на СВО Дмитрия Епихина, его отец нашел мужество рассказать собравшимся о сыне, каким он был. Но… не всем дано быть сильными.

«Россиянин» – не переводится

– Те, кого вы назвали сильными, обычно – возрастные люди. А среди «релокантов», в основном, молодежь. Почему так складывается?

– Сказывается советское воспитание тех, кому за сорок. Тогда ведь каждый мальчишка с детства знал, что судьба Родины – это и его судьба. Сейчас молодые питают иллюзии, что смогут стать в чужой стране полноценными гражданами наравне с местными. Никогда им не стать там своими, как и слово «россиянин» – национальность не важна – не перевести ни на один язык мира. Все будут знать их как русских и относиться соответственно.

– …С определенными ожиданиями?

– В том числе. Я со многими иностранцами говорил, они уверены, что у России с ее ресурсами и народ богатый. Логика такая рядом с истиной. Вот смотрите. 80% жителей России владеют квартирами, домами, участками. Посчитайте, только честно, сколько выплат получают семьи с детьми. Количество дорогих авто – оно в глаза бросается европейцам. И вот это самобичевание из-за плохих дорог: а за границей хорошие, что ли? Вы с автобана немного сверните в хваленой Европе, да на заправке остановитесь, где ни кафе, ни туалета нормального…

– Что для вас самое сложное в стезе священника, остающегося рядом с человеком в горе и в радости?

– Отпевать детей. К детским похоронам невозможно привыкнуть. Каждого ребенка по имени помню. Война меняет внутреннее устройство человека под свою реальность, но когда в развалинах разбомбленных домов вижу брошенный детский ботиночек… Очень переживаю. Я не смог съездить на Аллею ангелов. Если бы это увидел, не знаю, как сдерживал бы себя. А ведь местные жители уже 10 лет так живут, и у каждого – своя история. Там людей расстреливали у памятников воинам Великой Отечественной, мемориалы – в отметинах пуль. Я видел фото из Красного Лимана, как нацисты расправляются с людьми, проголосовавшими за вхождение в состав России. Это единственная их вина. Мужики стояли на коленях в камышах, со связанными за спиной руками. Вы думаете, кто-то оттуда вышел живым?

– Нормально ли, что в Рождественском интервью мы с вами про вещи отнюдь не праздничные говорим?

– Нормально, потому что это про жизнь.