Почему барнаульского психолога прозвали «Советником женской души»

«Советником женской души». Так называют известного в Барнауле клинического психолога Светлану Зонову. Каждый день ее приема заполнен сейчас до предела. За советом, как уберечь сыновей и мужей, которые уже второй год на СВО, и как самим не сойти с ума в тяжких думах о них, приходят сейчас к ней представительницы прекрасного пола.

«Спасибо тебе»

– Светлана Валерьевна, как вам это народное звание – «советник»?

– Скорее, проводник. Долгое время работала инструктором по туризму, водила группы на Белуху и каждый поход был как тренинг – на преодоление, высвобождение, обретение себя. С иными целями на сложные маршруты в горы не ходят. Этот навык весьма кстати и сейчас, когда надо вести человека из поникшего состояния в желательное для него, в ресурсное, дающее силы жить. Я же кризисный психолог, ко мне приходят, когда уже не видят смысла в жизни, когда небо над головой «захлопнулось».

– Какой диагноз вы поставили бы сейчас обществу?

– Коллективная повышенная тревожность. Вот уже три года, с начала эпидемии ковида, нет у моих коллег сезонных пиков наплыва пациентов, традиционно осенних. Весь год по числу обращений – один пиковый уровень. Длительный стресс легко переходит в хроническую форму с нарушением психических функций, и потому так нужна сейчас людям профессиональная помощь психологов.

– Кому больше, слабым или сильным, лидерам волонтерских групп Z, которые объединяют себе подобных?

– Люди так не делятся. Важно, справляется ли человек в данный момент с нагрузками. Больше беспокойства вызывают те люди, которые живут сейчас, как натянутые струны, пашут в волонтерских группах Z на пределе человеческих сил и при этом не просят поддержки. Когда СВО завершится и этих милых женщин «отпустит», наступит самое сложное время. Они – душа общества и знают интуитивно, как надо поступить. Однако и им понадобится наша помощь. Не ошибусь, если скажу, что все общество будет травмировано. Ведь и мужчины не вернутся с фронта прежними. А мы – готовы их принять такими, морально искалеченными?

Появятся на наших улицах ребята на протезах, в инвалидных колясках. Но как мы, «двуногие», ведем себя, встретив на своем пути ампутанта? Отводим взгляд, кто стыдливо, а кто и брезгливо. Это традиционная реакция. Меж тем человеку для счастья нужна лишь толика внимания и любви. Не бойтесь посмотреть в глаза парню, которому взрывом оторвало руку или ногу. Подарите ему улыбку и мысленно скажите: «Спасибо тебе за то, что ты пожертвовал своим здоровьем за наше право спать в уютных постельках и по магазинам ходить на своих двоих».

«Зачебурашим»

– Как относитесь к метафизике? К оберегам, которые женщины вкладывают в посылки на фронт. К молитвам, с которыми они плетут масксети, фасуют сухие супы, рукодельничают, устраивают благотворительные концерты и ярмарки.

– Как человек науки, клиницист, верю лишь доказательной медицине,  фактам. Подтверждено благотворное влияние на душевное здоровье арт-терапии. Все, что женщины делают своими ручками с добрым посылом для ребят, – это оберег, якорь, который держит, работает. Как минимум он снижает тревожность самих берегинь, как максимум – дает надежду бойцу, знающему, что с ним кусочек родины. На Руси всегда так делали. Мать, отправляя сына в путь, зашивала ему в ладанку горстку родной земли. Ее молитва мертвых поднимала. Вы не задумывались,  откуда на фронте взялся странный глагол – «зачебурашим»? Дети воинам талисманчики дарят, игрушечных чебурашек, они их на рюкзаки цепляют.

– Почему, как вы думаете, возникло такое огромное количество волонтерских групп Z, преимущественно женских?

– Групповая индукция позитива, созидания позволяет участницам не циклиться на тяжелых мыслях, не выгорать. Знаете, как говорят мои пациентки из числа волонтеров? «Я не могу сейчас дотянуться до своего мальчика, но дотянусь до других». Это их взнос за моральное право надеяться, что ее сын, брат, муж вернется домой живым и здоровым.

А мы готовы?

– ПТСР – этот термин сейчас часто можно услышать от врачей, ваших коллег. Насколько готов пул специалистов региона отрабатывать массовый синдром?

– Методики, прекрасно зарекомендовавшие себя на занятиях с семьями участников СВО, могут оказаться бесполезными и даже опасными для мужчин, вернувшихся со спецоперации. Психологи, психотерапевты, не прошедшие специальной подготовки, не просто не должны – они не имеют права работать с фронтовиками. Ну хотя бы потому, что для людей с посттравматическим стрессовым расстройством под запретом целый ряд седативных средств, антидепрессантов, широко используемых в обычной практике. Об этом нужно как минимум знать. Увы, кадровый голод в этой сфере медицины катастрофический. Я много лет работала в системе здравоохранения, в области наркологии, подготовила достойную смену себе, своим ученикам с легким сердцем могу доверить своих химически зависимых пациентов. Когда дело касается лечения ПТСР, у меня преемников нет, ни одного, хотя я готова делиться знаниями с коллегами.

– Впервые от вас слышу о такой проблеме.

– Нужно учить специалистов, способных помогать участникам СВО. В России вообще мало кто об этом знает. Я сейчас прохожу обучающий курс, разработанный в институте психодрамы Израиля, постоянно воюющей страны. 80% населения, мужчин и женщин, имеет боевой опыт. Профессионализм психологов возведен там в ранг национальной идеи. Разработчики курса брали за основу опыт, в том числе и российский, проживания синдромов локальных войн – вьетнамского, афганского, чеченского.

– Возможно, ваши коллеги откликнутся после публикации в «АП»?

– Надеюсь, с радостью поделилась бы с ними опытом. Однако есть одно но. Такая специфика – горький хлеб. Помочь другим способны те из них, кто преодолел, пережил свои личные травмы, наработал высокую устойчивость к боли, духовный иммунитет. Вот они после обучения будут работать профессионально. 

Не мы это начали

– Не кажутся ли вам наши нынешние беды следствием неоправданной лояльности общества к тому, что на Руси всегда считалось постыдным?

– Провокационный вопрос, но отвечу, пусть и категорично. Губительна, подчеркиваю, губительна для общества, для личности так называемая терпимость. К пропаганде педерастии. К доминанте извращенного меньшинства над большинством. К толпе мальчиков, бежавших из России, едва началась СВО. Нет у них права называться мужчинами. Говорю как женщина из офицерской династии: это трусы, подонки, мерзавцы. Знаю одного такого, бросив жену с грудным малышом, он сбежал от мобилизации, прихватив с собой все деньги семьи. А как ей здесь живется, одной, с ребенком, без работы? И что скажут твои родные, друзья, соседи, когда после окончания СВО ты решишь вернуться назад?

– Как реагируете на альтернативную риторику по поводу СВО? Мы же в глазах половины мира «типа оккупанты»…

– Бурно реагирую, весьма эмоционально, когда пишу свои посты в соцсетях. Да разве мы это начали? Я сейчас даже не о сожженной Одессе говорю, не об Аллее ангелов в Донецке, а о своих пациентах, которых не удалось спасти. Знаете, сколько лежит на Новомихайловском кладбище молодых ребят детородного возраста, чьи жизни унес метадон? Синтетический наркотик, потоки которого идут в Россию из этой вашей «мирной» Европы! Опомнитесь! Россию давно убивают, и матери плачут, и дети-сироты. Но разве их слышат так называемые пацифисты?

– Многим сейчас комфортнее вне этой конкретики, где-то в серединке. Мол, «мы не против, но и вмешиваться не будем»…

– Нет, нет и еще раз нет. Без четкой гражданской позиции невозможна ответственность за себя, потомство, Россию. Государство, как бы кто с этим ни спорил, – это мы с вами, люди, которые живут на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Вопросы нравственности, этики, патриотизма во все времена первичны.

– Ваша практика касается и этой стороны жизни?

– Звонят мои пациенты, которые сейчас находятся в стойкой ремиссии, их родители. Один отец напрямую спросил, не лучше ли спрятать сына от СВО где-нибудь за границей. Я ему сказала, чтобы не делал этого ни в коем случае. Знаю как минимум трех таких парней, которые погибли, пока «играли в прятки». Один разбился насмерть на машине в Таиланде, другой стал глубоким инвалидом, третий ушел из жизни здесь, в Барнауле. Не думаю, что это случайность.

– Понимаю, о чем вы. Отрекаясь от Родины, человек включают программу отречения от рода…

– Когда кто-то из пациентов-мужчин, которых я наблюдаю, снова оказавшись на грани срыва, спрашивает, что ему делать, я говорю: иди и служи Родине. Если судьба – погибнешь человеком, героем, а не «тварью дрожащей» под забором. Недавно один из таких парней приехал на реабилитацию после ранения. Чистый, трезвый. Я ему сказала, что горжусь им. Он ответил: «Светлана Валерьевна, я никогда не чувствовал себя таким важным и нужным человеком, как сейчас». Настоящее духовное выздоровление.