Жил по соседству с гением шахмат…

21:00, 16 августа 2019г, Спорт 3441


1
1

Как писал классик английской литературы Гилберт Честертон, самое странное в чудесах то, что они случаются. И таким вот странно случившимся чудом стало то, что в конце 50-х годов прошлого века в Барнауле поселился, возможно, самый необычный человек в истории краевой столицы. Это был репатриант (с латинского – «возвратившийся на родину»), впрочем, никакими кровными узами конкретно с нашей сибирской сторонкой не связанный, звали его Дмитрий Кобяков.

Беседы с классиками

 А удивительнейшая биография этого уроженца Москвы, русского дворянина по происхождению, вместила в себя эмиграцию в 1920-м, масонство в Париже, встречи и беседы там, на берегах Сены, с Иваном Буниным, Александром Куприным, Владимиром Маяковским и другими классиками русской литературы, издание литературного журнала и собственных стихотворных сборников, принудительные работы в нацистской Германии, участие во французском Сопротивлении и парижском восстании… А в своем жизненном «эндшпиле», уже бросив якорь в краевой столице, Дмитрий Юрьевич издает одну за другой – в Москве и Барнауле – «повести о словах», добротные этимологические исследования, много пишет для краевых периодических изданий…

И вот где-то году в 1976-м тогдашний завотделом фельетонов «Алтайки» мой добрый старший товарищ Лев Райхлин по-дружески попросил меня забрать у, как он сказал, «почти неходячего» Кобякова какой-то срочно потребовавшийся материал вроде как в текущий газетный номер. И я, тогда молодой корреспондент одного из спецвыпусков «АП», махом добрался от нашей новенькой газетной высотки на ул. Короленко до Потока, где и проживал (насколько помню, в хрущевке) многолетний автор главной краевой газеты. Дмитрий Юрьевич, показавшийся мне древнейшим чудаком, плохо слышащий (со слуховым аппаратом), в массивных очках на исхудавшем лице, обрамленном богатой белой бородой, вручил мне большой конверт, и я тут же подосвиданькался и помчался на трамвайную остановку.

А ведь мне, шахматному обозревателю и историку (тогда еще, понятно, начинающему), было о чем расспросить хозяина заваленнной книгами квартирки-однушки, но осознал я это много лет спустя, с изумлением прочтя в очерке «Он знал великих» известного алтайского журналиста и краеведа Анатолия Муравлева такие строки:

«Я отчётливо помню историю, которую рассказывал Дмитрий Кобяков о том, как он обыграл в шахматы... чемпиона мира Александра Алёхина. Секрет оказался прост: великий русский шахматист был в стельку пьян».

Вообще-то, известны случаи, когда четвертый чемпион мира по шахматам, будучи сильно подшофе, камня на камня не оставлял от соперников в сеансах одновременной игры на десятках досок…Так что выиграл ли у Алехина простой любитель древней игры Кобяков на самом деле – тут меня гложут сомнения. Но сам факт их встречи за шахматной доской очень даже правдоподобен, ведь с гением шахмат Дмитрий Юрьевич соседствовал, проживая, как сообщает он в своих замечательных парижских зарисовках, на Кампань-Премьер, небольшой тихой улице (рю) на левом берегу Сены. А если поглядеть по парижской гугл-карте – от Кампань-Премьер рукой подать до другой тихой рю – имени Виктора Шельшера, где в восьмиэтажном доме 11-б временами и проживал Алехин со своей последней спутницей жизни по имени Грейс.

Два масона

И Кампань-Премьер, и рю Шельшера – это все территория легендарного Монпарнаса, южного парижского района, в котором с начала ХХ века и вплоть до начала Второй мировой обитали, как писал известный советский писатель и истовый монпарнасовец Илья Эренбург, «разноязычные чудаки»: творческая богема со всего света – писатели, художники, поэты… На равном удалении от Шельшера, 11-б, в каких-то 800 метрах, располагались два самых знаменитых местных кафе – «Клозери де Лила» (где Эрнест Хэмингуэй набрасывал заметки к мемуарам «Праздник, который всегда с тобой») и «Ротонда». Там наверняка бывал и Алехин, а как раз в одном из монпарнасовских кафе, со слов самого Кобякова, будущий крупный барнаульский славист и сыграл партийку с великим шахматистом.

Добавим, что и Алехин, и Кобяков с промежутком в три года (чемпион мира – в 1928-м, Кобяков – в 1931-м) прошли обряд инициации – посвящения в масонские ложи, «Астрею» и «Гамаюн» соответственно. А штаб-квартира Великой ложи Франции, в которую входили и обе эти ложи, с какого-то времени базировалась в особняке по адресу: рю Иветт, 29, и там, возможно, и познакомились Алехин и Кобяков на общих для русских лож братских агапах, то есть совместных трапезах.

Известно, что большой массив архивных материалов французских масонских лож был вывезен немецкими захватчиками в Германию, откуда после Победы эти материалы перевезли в качестве трофеев в Москву, и теперь они находятся в Российском государственном военном архиве. В каких-то из этих архивных залежей, в Москве или в Париже, возможно,  находится и личная карточка члена – основателя ложи «Гамаюн» Дмитрия Кобякова, и точку в исследовании его сложной, запутанной биографии ставить рано…

Интересно, что в эту же ложу двумя годами позднее Дмитрия Юрьевича был посвящен муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон, исключенный из масонов в 1937-м после похищения советскими агентами генерала Кутепова.

А на диаграмме – одна из шахматных композиций Алехина, которую он сочинил будучи студентом Сорбонны, и, кстати,  в этом знаменитом парижском университете обучался и Кобяков, и, может, даже в одни и те же годы с великим шахматистом. Это к вопросу, когда они впервые пересеклись в Париже…

Мат в три хода

1. Ка1! – цугцванг. 1…Крс1 2. Фс6+ Крd1 3. Фh1x. Или 1…Kp:a1 2. Фd4! Kpb1 3. Фd1x.

Фоторепортаж
Блоги