Неделя в Театре драмы прошла под знаком премьеры спектакля «Самоубийца»

Прошлая неделя в краевом театре драмы им. В.М. Шукшина прошла под знаком премьеры спектакля «Самоубийца» по пьесе Николая Эрдмана. Его жанр определили как «шепот общественности».

Для режиссера Алексея Логачева это уже четвертая постановка в Барнауле (и вторая пьеса из времен НЭПа). Но впервые его спектакль здесь вызывал столь противоречивую реакцию – смесь восторга и разочарования. Запрещенная в советское время пьеса 20-х годов, сломавшая жизнь своему автору, воплотилась в сценическом действе, одновременно смешном, страшноватом и, приходится признать, довольно изматывающем.

Но как бы ни отнеслись первые зрители к режиссерским решениям, сценографию художника-постановщика Ольги Колесниковой отмечают решительно все. Условную комнатку в коммунальной квартире, где обитает главный герой Семен Семенович Подсекальников с женой Марией, авторы спектакля поместили на наклонный помост под сенью высоких голых берез с целой вороньей стаей на ветках. В этом странном бесцветном пространстве с узкой супружеской кроватью, буфетом и обязательным фикусом разворачивается история одной глупой ночной ссоры из-за ливерной колбасы и ущемленной гордости, приведшая Подсекальникова буквально на край гибели.

Вообразив, что нелепый Семен Семенович (артист Дмитрий Плеханов) непременно что-то с собой сделает, поскольку унижен жизнью на иждивении у супруги, окружающие смекают: его самоубийство может быть выгодно многим, если станет политическим жестом. «Вы прощаетесь с жизнью, гражданин Подсекальников, в этом пункте вы правы: действительно, жить нельзя. Но ведь кто-нибудь виноват в том, что жить нельзя. Если я не могу говорить об этом, то ведь вы, гражданин Подсекальников, можете. Вам терять теперь нечего», – внушает ему первый визитер Аристарх Доминикович Гранд-Скубик, говорящий от имени всей советской интеллигенции (его играет Антон Кирков).

Следом с похожими предложениями нагрянут писатель (Эдуард Тимошенко), священник (Николай Мирошниченко), торговец (Александр Шубин) и роковая женщина Клеопатра Максимовна (Лариса Черникова). И вот уже добыт револьвер, назначена дата свидания с вечностью, идут веселые проводы еще живого героя с вином и цыганами, шьется траурный наряд для безутешной вдовы. Но умирать во имя чего бы то ни было Подсекальникову совершенно не хочется.

По-настоящему смысл художественного решения пространства раскрывается в заключительной части спектакля, которая разворачивается среди черных могил, вырытых в изобилии. И символически предназначенных, как нетрудно догадаться, не только для главного героя.

Говоря о судьбе пьесы в советское время (на родине ее впервые поставили только в 1982 году, и то спектакль вскоре сняли), стоит учесть, что с сегодняшней жизнью она все же резонирует не впрямую. Немыслимо откровенные для своего времени шутки на политическую тему, конечно, никуда не пропали, звучат хлестко и почему-то каждый раз неожиданно. И сквозит порой в самых ироничных репликах некая неизменная печальная правда нашей жизни.

Но в спектакле на первый план то и дело выходит человеческое, экзистенциальное измерение, проявляющее себя постепенно. В первом действии на сцене сплошь сумбурная и смешная беготня в исподнем, комедия положений. А во второй половине чернота вползает все более уверенно, сначала в виде эффектной музыкальной темы. Жаль, что тогда же ломается темпоритм спектакля, он начинает вязнуть в статичных фрагментах, каждый из которых тянет на полноценный финал, и многозначительных диалогах, кажущихся все более необязательными.

Это «человеческое» воплощено в заглавном герое, окруженном, в сущности, очень условными персонажами – не исключение тут даже жена Мария с ее вечно плаксивым голосом (Татьяна Данильченко) и беспокойная теща Серафима Ильинична (Лена Кегелева). Подсекальников Дмитрия Плеханова поначалу и сам намечен буквально несколькими штрихами. Но постепенно из этого трагикомического «маленького человека», совсем крошечного, вылупляется человек живой, задыхающийся от ужаса, с гулким сердцебиением, заглушающим мысли. Человек, согласный прожить свою жизнь хотя бы шепотом – лишь бы жить.