«Зажгите свечи в нашу память»

В Троицком районе создают мемориал детям блокадного Ленинграда

00:00, 05 мая 2012г, Общество 3026


«Зажгите свечи в нашу память» Фото №1

В сентябре этого года исполнится 70 лет с тех пор, как в село Боровлянка Троицкого района привезли детей, эвакуированных из блокадного Ленинграда. 65 ребятишек (сколько всего малышей привезли в Боровлянку, не могут установить до сих пор), добравшихся до спасительного тыла, к сожалению, не смогли пережить голод, болезни, долгую дорогу. Маленькие холмики на старом сельском кладбище – все, что осталось в память о них. Они могли бы быть любимыми и счастливыми, но их погубила война. Неравнодушные селяне решили открыть мемориал, где перечислят поименно детей, нашедших упокоение под сенью боровлянских берез.

Ее зовут Наташа. Она родилась в Ленинграде в семье рабочего типографии Федота Семенова в 1925 году. Счастливая девочка, только-только вступавшая в юношескую пору, мечтала учиться в консерватории, но пришла война. Родной Ленинград превратился в чужой холодный город – войска на улицах, заклеенные окна, ночные бомбежки. Молодежь по очереди дежурила на крышах и тушила зажигательные бомбы. Отец ушел в народное ополчение.

- Мы остались в квартире, в которой с нами жили бежавшие с Гатчины моя тетя и ее дети. Электричества, отопления, воды не было. Зимой стены покрылись инеем, есть было нечего. От голода умерли тетя, брат и сестра. Мама отдавала мне последний кусочек, чтобы я выжила, и в феврале 1942 года умерла сама. Несколько ночей мне пришлось спать на одной постели с ней мертвой. Потом пришла двоюродная сестра Лида. Мы зашили маму в простыню, связали двое детских санок и на них, спустив с пятого этажа, повезли ее в морг. Тогда это был деревянный сарай, в котором штабелями лежали мертвые - молодые и старые - с открытыми глазами. Мужчина, который принимал трупы, посмотрел на нас и велел мне лезть по телам наверх. Страха не было, казалось, что есть только холод. Я вскарабкалась наверх по мерзлым телам, мужчина с Лидой подали мне маму. Я уложила ее там как смогла, и мы вернулись в пустую квартиру.

Идти было некуда, есть было нечего, наверное, я бы не выжила тоже. Но меня пожалела врач, с которой работала моя мама, и меня взяли на работу в ясли. Работала на казарменном положении в группе малолетних коклюшных детей. Малыши очень боялись ночных бомбежек, плакали, бежали ко мне и протягивали тоненькие ручонки. А чем я могла им помочь? Стояла и плакала вместе с ними, хотя казалось, что я не боюсь уже ничего. Однажды в дом, в котором я жила, попал снаряд. Полетели стекла, меня куда-то отбросило. Очнулась в чужой квартире, которая располагалась этажом ниже. Потрогала лицо, руки и удивилась – почему все липкое? Когда вышла на свет, то увидела, что вся в крови. Я прибежала в ясли, меня там перевязали, сильных ран не было, все обошлось.

В сентябре сказали, что будем эвакуироваться. Я, честно говоря, не хотела ехать. Еще до войны со мной и моей подругой занималась актриса Мариинского театра – готовила нас к поступлению в консерваторию. Она прислала за мной эту подругу с предложением учиться в консерватории безо всяких экзаменов. Но как мне ни хотелось остаться, я не могла бросить детей.

Ехать по Ладожскому озеру было опасно и страшно. Это чувствовали и сильно переживали дети. А потом месяц в товарных вагонах. Холодно. Долго. Делали остановки и разносили еду, но дети все равно умирали… В Боровлянке нас поселили в барак. Не было ни кроваток, ни простынок. Только нары, на них спали малыши и мы с ними. Здесь не было колхозов, поэтому с питанием сразу же стало очень плохо. Спасибо местным деревенским жителям: давали картошку, морковку – у кого что было. Молодых воспитателей и нянечек отправили в Горюшино чистить сахарную свеклу. За это дали сахар. Немножко перепало и мне. Как я была счастлива, когда впервые за много месяцев пила сладкий чай! Потом пришлось идти просить продукты, проще говоря, побираться. Едем с товарным поездом до какой-нибудь деревеньки, заходим в дом и говорим: «Дайте хоть что-нибудь поесть для детей из блокадного Ленинграда». Давали картошечки, свеколки, а кто одну луковицу или тыковку. Но некоторые и прогоняли укоряя: «Как не стыдно таким молодым побираться!» Обидно, заплачем, выйдем, слезы вытрем и дальше идем. Зато вечером радость – есть чем накормить детей. Такое бывало не раз и не два. Меняли вещи на продукты, но самые слабенькие больные дети все-таки умирали. У меня в группе был светленький мальчик, такой хорошенький, Славиком звали, он еще даже не умел разговаривать – совсем малыш. Я его любила как будто он мне был родной. Однажды вернулась со свеклы, пошла его искать – оказалось, Славика уже похоронили. Я очень сильно плакала.

Когда детей осталось мало и их перевели в другие детские дома, те, кто с ними работал, собрались уезжать – кто куда. А я осталась в Боровлянке. Вышла замуж, работала в ремесленном училище, родилось двое дочерей.

Сегодня Наталье Федотовне Крахмалевой (Семеновой) 87 лет. Это жизнерадостная женщина. Сама садит небольшой огород. С удовольствием встречает гостей и желает им, чтобы никогда им не довелось испытать ни голода, ни холода.

***

Война оставила двухлетнюю Ниночку Ломакину без дома и родителей – отец и мать погибли и она оказалась в доме малютки. Из детства ей запомнились высокие дома Ленинграда и ночные бомбежки. Они врезались в память на всю жизнь - не забываются днем и снятся ночью…

- Больше о Ленинграде я не помню ничего. Когда сюда приехали, сильно удивило, что домики маленькие и тишина. Здесь не бомбили, но самолеты летали. Тоже ночью. Мне всегда казалось, что вот-вот начнут бомбить. Я плакала и не могла спать. Конечно, мы все болели. Где-то через год после того, как мы сюда приехали, в наш детский дом пришла женщина. По-деревенски красивая, с длинной косой, в белой кофточке с синими василечками. Она подходила к девочкам (почему-то я совсем не помню мальчиков нашего детского дома) и спрашивала, может быть, ты моя дочка? Девочки все были старше меня и помнили своих родителей. Они отворачивались и говорили, что она не их мама. Я заправляла свою кроватку, когда она подошла ко мне. Говорит: «Вот она. Это моя доченька. Я тебя так долго искала, а ты вот, оказывается, где!» Я как бросилась к ней, обняла, обрадовалась, что нашлась моя мама. Это была Анна Тихоновна Паксеева – моя приемная мама. Ее муж тогда служил в Новосибирске, он узнал, что на Алтай идут эшелоны с детьми, и написал ей, чтобы взяла девочку (своих детей у них не было). Так у меня появились папа и мама.

Конечно, после встречи я уже не хотела оставаться в детском доме, но просто так детей не отдавали. Пока оформляли документы, мама каждый день приходила меня навещать и наконец забрала меня домой. Я помнила, что в Ленинграде у меня было платьице, в котором я приехала в Боровлянку, но оно сразу же куда-то делось (я его очень долго искала), а мне дали черную одежду, которая была мне велика. Так ходили все. А мама в тот же день, когда меня забрала, сшила мне платье из наволочки, и я была, наверное, самая счастливая девочка тогда.

Лекарств тогда у нас не было, лечили травками и заговорами. У меня началось крупозное воспаление легких. Я тяжело болела, думали, что не выживу. Бабушки собирались у нас дома, читали молитвы, ставили свечки. Маме сказали, что нужно делать водочные компрессы, а водка была очень дорогая. Соседи сбросились и купили водки, мама стала обкладывать меня этими компрессами. Потихонечку организм справился – выходили, поставили на ноги.

Нина Адреевна Смирнова (Ломакина) вспоминает, как после
войны показывали фильм «Спасенное поколение» о спасении блокадных детишек. Она не смогла его смотреть, это было так тяжело. Она не помнила дорогу из Ленинграда, но слишком уж сильно фильм бередил душу...

***

К идее создания мемориала боровлянцев подтолкнула публикация в «Алтайской правде» в 2000 году. В обзоре писем было пожелание бийчанки Елены Калецкой «хоть крест поставить на том месте, где похоронены дети». Сельский библиотекарь Екатерина Березикова пришла с газетой к главе села Владимиру Фомину. Было решено: крест необходимо установить. В тот же год администрация обратилась к односельчанам с просьбой пожертвовать на изготовление креста.

- Люди у нас живут отзывчивые. Деньги быстро собрали, сварщики оставались после работы и делали этот крест бесплатно. И к Дню Победы мы установили его, священник отслужил панихиду, - рассказывает Екатерина Березикова. - В это же время мы начали поисковые работы – ведь, может быть, у кого-то из погибших найдутся родственники, которые даже не знают, где покоятся эти дети.

За воспоминаниями пошли к Наталье Федотовне Крахмалевой (Семеновой). Нашли Нину Смирнову (Ломакину), ходили к воспитательнице одного из детских домов, оставшейся жить в Боровлянке, - Анне Никифоровне Казаниной (Чижиковой). В 2000 году ей было больше 90 лет. Начали писать запросы в архивы, нашли списки 65 детей-детдомовцев, умерших в Боровлянке.

Активистка, бывшая учительница литературы Троицкой школы Валентина Каркавина составила книгу «Зажгите свечи в нашу память». В нее вошли стихи о детях Ленинграда, воспоминания участников тех событий, односельчан. Клавдия Фроловна Никулина вспоминает:

- Однажды от мамы я услышала, что в село привезли детей из Ленинграда. В магазине все женщины только и говорили об этих детях, поэтому, получив по карточкам хлеб, я пошла не домой, а к бараку, где поселили детдомовцев. Детки были все худые и бледные, остриженные головки еле держались на длинных шейках. Они сидели на подоконниках в рубашечках, маленькие и беззащитные, протягивая ручки к прохожим. Многие женщины отламывали куски хлеба от своего пайка и раздавали деткам. Я отдала весь хлеб им, а домой пришла без хлеба. Мама, узнав, куда я его дела, не стала меня ругать, обняла и, заплакав, сказала: «Ты немного хлеба Стаське оставляй на соску». Продавец, узнав, что я подкармливаю ленинградских детишек, стала мне давать лишнюю плюшку для них. Она мне посоветовала по очереди раздавать хлеб голодным детям, сегодня одним — завтра другим. Так я и поступала, только домой всё равно приходила без хлеба, поэтому младший брат иногда оставался голодный, как и мы с мамой. Потом мама сама стала ходить в магазин. Она отрезала кусок хлеба, клала три-четыре рыбки, несколько картошек и посылала меня к блокадникам. Я с радостью бежала к ним и видела, с каким нетерпением они меня ждали у окна. Однажды я бежала с драниками в детдом, чтобы накормить своих друзей, и увидела большую повозку с ящиком, которой управлял детдомовский возчик дядя Абдурахман. Он плохо говорил по-русски, но я поняла его речь: «Твоя друг Бог взял». Я со слезами прибежала домой: «Мама, какой Бог взял детей к себе?» Мама прижала меня к себе, заплакала: «Бедные детки и их родители, сколько страданий выпало на их долю! Будь проклята война и тот, кто её придумал!» Встретив в очередной раз этого возчика и повозку с ящиками, спросила: «Дядя, сколько?» - «Много. Шесть и вчера шесть. Ты не ходи. Не надо…» - со слезами на глазах отвечал он. Мама не пускала меня больше к детскому бараку, боялась за моё здоровье, но я всё равно изредка туда наведывалась, только друзей своих уже не видела…

Для создания мемориала необходимо собрать 200 тысяч рублей. Учащиеся Боровлянской средней школы обратились к жителям района с просьбой, и они уже пожертвовали 85 тысяч, около 90 тысяч пообещали дать предприниматели и администрация района. Не хватает всего 25 тысяч рублей. Глава села Владимир Фомин надеется, что необходимую сумму все же соберут, – эскиз мемориала рассматривают сейчас бийские специалисты, которым предстоит его изготавливать.

- Конечно, я и раньше знал о том, что у нас на старом кладбище похоронены дети из детских домов блокадного Ленинграда. Но, занимаясь делами, особенно не задумывался, как, наверное, и любой человек. А когда в руки попали эти списки... Знаете, что меня потрясло больше всего? Я увидел их возраст - год и три месяца, год и семь… Я подумал – в это время их отцы и матери защищали нашу Родину, доверив ей самое дорогое, что у них было, – своих детей. Наверняка они надеялись, что их малышей спасут. Мы, оставшиеся жить, забыли их детей. Так быть не должно. А значит, будет в центре Боровлянки мемориал с 65 именами, - говорит он.

***

Когда мы возвращались из Троицкого района, я думала о словах Владимира Фомина. О нашем долге не только перед этими ребятишками, но и перед их родителями. «Зажгите свечи в нашу память», - пишет от их имени Валентина Каркавина.

Эти свечи памяти должны горечь в наших душах вечно. Из поколения в поколение. А святое дело – мемориал как материальное воплощение народной скорби, уверена, боровлянцы с помощью добрых и отзывчивых людей, в том числе читателей «АП», конечно же, возведут.

Анна БОДАГОВА

Фоторепортаж