Наши предки на Бородинском поле

От сибиряков зависел не только исход битвы, но и судьба России

00:00, 07 сентября 2012г, Общество 2912


Наши предки на Бородинском поле Фото №1

В этот день ровно два века назад гремело Бородинское сражение. В рядах 1-й Западной армии Барклая-де-Толли, в центре русской позиции, сосредоточены были сибирские полки - Томский и Ширванский мушкетерские, 19-й егерский, а также Сибирский и Иркутский драгунские, - еще в 1808-1809 годы выведенные с территории Колывано-Воскресенского горного округа к западным границам.

Земляки

Своими земляками мы можем смело считать как 19-й егерский (полк перед выходом к западным границам России квартировал в Бийской, Ануйской и Катунской крепостях), так и Томский полк, лагерь которого с 1806 года находился на окраине Барнаула. На территории нынешнего Алтайского края квартировала часть Иркутского драгунского полка. Однако и остальные были недальними соседями – Сибирский полк стоял по Иртышской линии, а Ширванский мушкетерский – в Усть-Каменогорске.

В день Бородинской битвы сибирские пехотные полки находились в 6-м корпусе генерала Дохтурова, располагавшегося прямо напротив Бородина (от правого фланга 7-го корпуса Раевского до кургана у деревни Горки). Сзади корпуса Дохтурова стоял 3-й кавалерийский корпус, в который входили Иркутский и Сибирский драгунские полки.

Полки были истощены: пехотные – отступлением и Смоленской битвой, а драгунские – еще и постоянными стычками с французами в арьергарде. Томский полк, потеряв в Смоленском сражении только рядовыми 492 человека, при Бородине имел в своих рядах около 700 офицеров и рядовых. В драгунских полках оставалось по 200-300 человек.

Плечом к плечу

Сражение началось атакой французов на село Бородино. Выбив из него полк лейб-егерей, французы перешли мост, но тут навстречу им бросились сибиряки - 19-й егерский полк. Французы были отбиты за реку, мост сожжен, ситуация на этом участке поля восстановилась.

Следующая атака французов на центр русской позиции состоялась в 10 утра, после того как они захватили Багратионовы флеши. Первая же атака неприятеля на батарею Раевского удалась - 30-й линейный полк генерала Бонами захватил укрепление. Судьба сражения висела на волоске. Однако случилось чудо – и в этом чуде участвовали наши сибирские полки.

Посланный Барклаем разобраться, что происходит на редуте, майор Вольдемар Левенштерн «увидел, к величайшему моему изумлению, что он был во власти французов. Наши войска отступали в большом беспорядке». Единственным подразделением, стоявшим на месте в строю посреди общего бегства, был 3-й батальон Томского полка. Левенштерн вспоминал: «Я бросился к нему и приказал батальонному командиру именем главнокомандующего следовать за мною. Он послушался и смело пошел вперед. Я запретил солдатам кричать «ура!» без моего разрешения, так как им надобно было взобраться на холм, поэтому следовало беречь их дыхание; батальонный командир шел пешком. Это был толстенький кругленький человечек, но в нем был священный огонь».

Установить фамилию этого «толстенького кругленького человечка» сейчас невозможно. Командиром 3-го батальона был майор Николай Крутых, но как раз незадолго до захвата французами батареи Раевского он принял полк после раненого полкового командира Ивана Попова, и оставался ли он после этого при батальоне, неизвестно. В представлении к наградам офицеров Томского полка о майоре Крутых сказано: «…явясь с полком в команду полковника Денисьева, пылко и порывисто выстраивал оный в порядок и противупоставил неприятелю» – это, как остальные представления офицеров-томцев, скорее относится к отражению русской пехотой массированных атак французской кавалерии. Возможно, «толстеньким кругленьким человечком» был майор Иван Левашов, о котором в представлении к наградам говорится, что он «во все время действия 3-го батальона, ободряя нижних чинов, был неустрашим, вел и держал свой дивизион в возможном порядке». Однако эти действия 3-го батальона могли и не быть контратакой Левенштерна. Впрямую же никто из офицеров к награждению за нее не представлен.

Объяснение этому может быть простое – в то время посмертных награждений не было. Представляли и награждали только тех, кому повезло остаться в живых. По всему выходит, что «толстенькому кругленькому человечку» не повезло.

Ворвавшись в редут, томцы и солдаты Уфимского полка, которых вел генерал Ермолов, в штыковой схватке перерезали французов, а генерала Бонами подняли на штыки. Хотя Ширванский полк и не упоминается как участник этой контратаки, но, судя по наградным документам, ширванцы были в ней. О командире ширванцев майоре Николае Теплове в наградных документах сказано: «…при штурме на Кургане батареи нашей с отменною храбростью, ободряя своих подчиненных, ударил с полком на штыки на наступающего неприятеля». Геройские действия капитанов Романовского, Курендовича и штабс-капитана Какурина - «при отогнании неприятеля от занятия батареи все, будучи впереди фронта, первые бросились на неприятельские колонны и чрез то, подав пример подчиненным, принудили неприятеля отступить» - также относятся, скорее всего, именно к этой контратаке.

Большой удачей было то, что 30-й линейный полк остался без поддержки. Объясняется это атаками русской кавалерии, предпринятыми в тот самый момент, когда томцы, уфимцы и ширванцы резали французов внутри батареи и на кургане. В этих атаках также участвовали сибиряки. В книге Евгения Альбовского «История Иркутского полка. 50-й Иркутский драгунский полк» (Минск, 1902 год) говорится: «В то время как Ермолов, заметив смятение вокруг батареи Раевского и бегство наших войск, поспешил на выручку, Иркутский полк вместе с Сибирским и Оренбургским энергично содействовали ему, своею атакой смяли неприятельских карабинеров и задержали наступление пехоты, стремившейся занять высоту». Кавалерия действовала справа от высоты, а слева атаковал неприятеля 19-й егерский полк. Наши земляки в этот страшный момент стояли плечом к плечу.

В «адской пасти»…

От 11 тысяч человек корпуса Раевского после четырех часов, проведенных под артиллерийским огнем, и после схватки за батарею осталось полторы тысячи человек. Полки его были сменены полками корпуса Дохтурова. 24-я дивизия заняла курган и подступы к нему. 3-й батальон Томского полка, отбивший редут, в нем и закрепился. Сибиряки были в самом сердце русской позиции, и от их стойкости и геройства в полном смысле зависели тогда судьбы России, Европы и мира.

Офицер армии Наполеона Цезарь Ложье записал об этих минутах: «Все усилия сосредотачиваются теперь на редуте, который представляется поистине адской пастью».

Французы сосредоточили на редуте и его защитниках огонь 150 пушек со многих батарей, стоявших как напротив укрепления, так и с левого от него фланга, возле захваченной деревни Семеновской. Продольный огонь косил построенные в колонны войска шеренгами. Барклай-де-Толли писал об этом моменте: «Артиллерия открыла с обеих сторон смертоносное действие. Казалось, что Наполеон решил уничтожить нас своею артиллериею. Пехота наша выдержала уже пушечный огонь; особенно войска, составлявшие угол центра, очень потерпели, ибо там пересекался огонь с многих батарей. Во время этой уже канонады, сбившей с обеих сторон целые ряды, неприятель устроил несколько кавалерийских и пехотных колонн».

Следующей атакой на батарею Раевского была атака конницы генерала Коленкура. 34 полка французской кавалерии бросились вперед, прорвались через русскую пехоту, зашли в тыл батареи Раевского и так ворвались в укрепление. Тут же вперед бросилась французская пехота. 3-й батальон Томского полка полег в рукопашной схватке полностью. 1-й батальон под командой майора Бориса Мейбоума был окружен, но пошел в штыки и прорвался. Командир 24-й дивизии и шеф Томского полка генерал Лихачев, видя гибель своих солдат, пошел со шпагой на французов, надеясь найти свою смерть. Однако, по воспоминаниям Ложье, один из офицеров, Дель-Фанте, «увидев в схватке русского генерала – это был генерал Лихачев, – бросился к нему, обезоружил, вырвал его из рук освирепевших солдат и спас ему жизнь против его воли».

Ширванцы, уфимцы и томцы дорого продали свои жизни. Один из французских офицеров - Лабом писал: «Внутренность редута была ужасна; трупы были навалены друг на друга, и среди них было много раненых, криков которых не было слышно. (…) Неприятельские солдаты, занимавшие редут, предпочли погибнуть, чем сдаться». 

Генрих Брандт, поручик в Висленском легионе (причисленная к гвардии Наполеона польская воинская часть), вспоминал: «Редут и его окрестности представляли собою зрелище, превосходившее по ужасу все, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений - все это исчезло под искусственным холмом из мертвых и умирающих, средняя высота которого равнялась шести - восьми человекам, наваленным друг на друга».

Ни шагу назад

Однако это был еще не конец. Французы сразу после взятия редута бросились вперед, дальше, надеясь использовать момент смятения в русских рядах. Огромные массы кавалерии хлынули на поле, на котором для нее не было больше естественных преград, разве что люди могли встать на ее пути стеной.

Барклай-де-Толли бросил в атаку на французскую конницу все, что было у него под рукой. Он писал: «В сию затруднительную минуту прибыли два гвардейские кирасирские полки, и я указал им на неприятеля, и они с редкой неустрашимостью устремились в атаку: полки Сумской, Мариупольский гусарские, Оренбургский, Иркутский, Сибирский драгунские последовали за ними (прибыли также Тверской драгунский и Изюмский гусарский под начальством Корфа, но оставлены были в резерве). Тогда началась кавалерийская битва из числа упорнейших когда-либо случавшихся. Неприятельская и наша конница попеременно друг друга опрокидывали, потом строились они под покровом пехоты и артиллерии. Наконец, наша успела с помощью конной артиллерии обратить их в бегство».

Полки 3-го кавалерийского корпуса Сумской и Мариупольский гусарские, Иркутский и Сибирский драгунские гнали неприятеля до самой его пехоты и, только встреченные сильным огнем, принуждены были отступить. Французская конница снова перешла в атаку, наши опять бросились на нее и снова отогнали. С обеих сторон исступление достигло предела. Барон Крейц, командир бригады Сибирского и Иркутского полков, к этому времени уже трижды раненый, приказал адъютантам посадить его на коня и снова повел драгун в атаку. Они схлестнулись с французской конницей, и Крейца в схватке ранили еще три раза – порубили и искололи. Только после этого его унесли в лазарет. Однако драгуны остались на месте, потому что каждый из тех, кому еще повезло уцелеть, понимал: кроме них, Россию защищать больше некому.

Николай Муравьев, участник битвы, записал: «Я ехал до атаки по полю сражения мимо небольшого отряда иркутских драгун. Всего их было не более 50 человек на коне, но они неподвижно стояли во фрунте с обнаженными палашами под сильнейшим огнем, имея впереди себя только одного обер-офицера. Я спросил у офицера, какая это команда. «Иркутский драгунский полк, - отвечал он. – А я поручик такой-то, начальник полка, потому что все офицеры перебиты и, кроме меня, никого не осталось». После сего драгуны сии участвовали еще в общей атаке и выстояли все сражение под ядрами. Можно судить, сколько их под вечер осталось».

Упоминаемая Муравьевым общая атака - та, которую предприняли русские кавалерийские полки под командой Бороздина и Корфа уже в пятом часу вечера. Противостоявшая им французская конница была рассеяна. Корф собрал тех, кто еще мог держать оружие, и приказал удерживать место за собой. После шести часов вечера сражение пошло на спад и вскоре затихло совсем.

Безымянные герои

Потери сибирских полков составляли: в Иркутском драгунском полку - около 130 человек, в Сибирском драгунском полку – около 170 человек, в 19-м егерском – 180 человек, в Ширванском полку – более 520 человек, в Томском полку – около 500 человек. Больше всего было число пропавших без вести (только в Томском полку пропало 354 унтер-офицера и рядовых), но это не должно никого обманывать - это были те, кто погиб и был завален мертвецами, затоптан конницей, вбит в землю скакавшей по живым и мертвым артиллерией, те, о чьей смерти некому было рассказать, поскольку все, кто мог рассказать, тоже погибли.

Среди погибших наверняка были и барнаульцы, однако имена их не установить. Разве что одно: в рапорте командира Иркутского драгунского полка подполковника Южакова цесаревичу Константину сказано, что при атаке на французскую кавалерию был убит «порутчик Трейблюд». По тогдашней небрежности в написании фамилий, особенно нерусских, которые писались то так, то этак, «Трейблюд» вполне, и даже скорее всего, может быть сыном земского управителя (по-нынешнему – главы) одного из прибарнаульских сел Трейнблута...

Фоторепортаж
Блоги