Историю одиннадцатилетнего особенного ребенка Августа расскажут в Барнауле

Через неделю в Молодежном театре Алтая состоится первая премьера сезона – спектакль Wonder boy в жанре глитч. История одиннадцатилетнего особенного ребенка Августа, который впервые идет в школу и пытается встроиться в социум, предназначена главным образом для подростков. Но в театре уверены, что новая постановка будет интересна зрителям всех возрастов. Готовятся к ней со всей ответственностью, обещают необычайную сценографию и спецэффекты.

Режиссера Максима Соколова, кстати, можно назвать специалистом по подростковой теме: в 2016 году барнаульцы тепло приняли его спектакль «Пираньи. Дневник 12-летнего», показанный на II Золотухинском фестивале. За его плечами еще несколько постановок «12+» в театрах страны – и опыт педагогической работы с трудными ребятами.

Носитель настоящего

В основе сценической композиции, написанной Максимом, – ряд книг про школьников и документальный фильм американского канала Эй-би-си Wonder boy о ребенке, родившемся с редким синдромом Тричера Коллинза, то есть практически «без лица».

– Мне очень интересна подростковая аудитория, я всегда говорю, что она самая продвинутая в нашем обществе, – объясняет Максим Соколов. – В этот сценарий, кроме всего прочего, включены истории из российских школ, не вошедшие в другие мои спектакли. Я не верю, что театр может разом изменить всех зрителей, но кто-то точно поменяет свое отношение к людям, которые отличаются. И поймет, что внутренняя красота важнее внешней. Чего мы, конечно, впрямую не проговариваем, но мне кажется, это станет очевидным.

– Я удивилась, узнав, что в спектакле будет много юмора.

– Наш главный герой с иронией относится к себе. Это совсем не похоже на пьесу «Оскар и Розовая дама», где всем сразу ясно, что тема очень тяжелая.

Мы с художником долго думали, как же показать его лицо. И решили использовать компьютерную игру «Майнкрафт», где все как бы состоит из кубиков-пикселей. Так что у нас на сцене будет человек, у которого вместо головы – пиксель. Если бы у нашего Августа была изуродованная маска, это бы ставило всех в положение виноватых: «Видите, как его обижают?» А этот квадратик очень помогает и добавляет интересную пластику. Так что в нашем спектакле совершенно нет какого-то нажима.

Здесь другой важный момент: как научиться видеть настоящее? И в диалогах детей есть микроповороты, из которых, очевидно, потом складывается судьба. Финал у нас мегапозитивный. Наш герой будет как супермен: не пафосный, с квадратной головой. Носитель настоящего.

Школа без парт и звонков

– Почему на главную роль вы выбрали новичка труппы Владимира Кулигина?

– Когда я ехал сюда, единственной проблемой был как раз главный герой. И в последний момент появился этот артист. Он здесь учился, потом работал год в Перми. У него даже голос похож на подростковый, как бы немного на сломе.

Но мы не будем специально «играть детей». Вот у нас есть актер Саша Коцубенко, который похож на классического «бугая» с татуировкой за ухом. Но знаете, сейчас вполне бывают такие школьники – с бородами. Когда я учился, этого не было. И одеваются они по-другому. Вчера на барнаульской улице видел компанию: мальчик с вейпом, клубничного цвета волосы, рядом девочка с белой, как у вампира, кожей и цветными линзами, все с необычными стрижками. Они выглядели такими…

– Потусторонними?

– Да, потусторонними! Особенно этот белый пар от вейпа! Это явно не мы в постсоветской школе, они отличаются.

– Спектакль претендует на документальность?

– В него вошли настоящие документальные вещи, в том числе интервью мальчика Натаниэля Ньюмана из фильма Эй-би-си. Но все же это не про травлю в школе и не про болезнь. Мне важны какие-то общечеловеческие моменты. У нас на сцене будет школа без парт и звонков – моя мечта. Ну и жанр не бытовой, он ближе к магическому реализму. Пространство воображения главного героя – вот над этим мы работали. В том числе используя киношные приемы.

Если ставить не халтурно

– Что за аудитория – подростки?

– От них огромная отдача. Когда им нравится спектакль, они не сдерживаются: пишут в соцсетях, делают рисунки. Если ставить не халтурно. Часто для детей делается что-то дешевое, второсортное – «все равно купят». Для нас это настоящий зритель, для которого мы очень стараемся.

– Получается, такова ваша специализация?

– Не знаю, надеюсь. Подростки заново напоминают нам о каких-то важных вещах. И у меня с ними никогда не было сложностей, даже с «трудными» ребятами.

– А как вы попали в педагогику?

– Подрабатывал во время учебы. Но как-то я попросил ребят поделиться историями из их жизни. И оказалось, у каждого есть что рассказать. Они принесли гитары, сочинили музыку к спектаклю. Мы набрали в парке мешки осенних листьев и засыпали всю сцену. Это был чистой воды вербатим (вид документального театра. – Прим. ред.). Называлось «Монологи невзрослых». Их родители очень удивились. Сейчас мальчик, у которого тогда были большие сложности, учится на курсе Анны Алексахиной в Санкт-Петербургском институте кино и телевидения, там же еще три человека. Один поступил во ВГИК. Тот, кто был главной оторвой, теперь староста курса.

– Сильно же вы на них повлияли!

– Нет! Я думаю, они просто поняли, что театр может быть и такой – близкий им.