От начала до конца войны

Фронтовые истории, с которыми читатель сейчас познакомится, написаны Яковом Александровичем Сухановым из Змеиногорского района. По просьбе детей он несколько лет писал воспоминания в двух общих тетрадях до своей кончины в 1997 году. Их принес в редакцию его сын Алексей Суханов.

Мобилизация

Утром 23 июня 1941 года, когда я вышел из дома,  от уполномоченного, приехавшего из района, узнал, что началась война: радио и телефона в селе Никольском и посёлке Тушканиха не было. Мне и моему двоюродному брату Суханову Егору Григорьевичу были вручены повестки о мобилизации в Красную армию. К 2 часам дня 24 июня мы должны явиться в Змеиногорский райвоенкомат для призыва в формирующийся стрелковый полк.

Я по званию старший сержант, а по военной профессии – артиллерист и минометчик, был зачислен командиром миномётного расчёта. В расчет включили еще три человека: Аникеева, Кожевникова и Евдокимова. В тот же вечер нас отправили на фронт. Мои солдаты не знали, как стрелять из миномёта, поэтому в дороге мне пришлось их учить этому.

2 июля мы прибыли в Москву, откуда нас отправили в Вязьму, которую уже бомбили немцы. Выгрузили на каком-то разъезде, дальше мы шли километров 30-35 до города Дорогобужа Смоленской области. Оттуда до фронта было рукой подать.

На передовой

Заняли оборону по речке, заросшей с западной стороны мелколесьем и кустарником, в 12 километрах от города Дорогобужа. В обороне мы простояли до начала августа – ходили в разведку, укрепляли оборону. Немецкая авиация господствовала в воздухе почти безнаказанно. Дорогобуж сильно бомбили, потому снабжение продуктами осуществлялось с перебоями. Местное население, особенно люди пожилого возраста, было религиозным. Евдокимов познакомился с пожилой семьей, у которой были две коровы. Старуха со стариком подкармливали нас ржаным хлебом, молоком и картошкой, поэтому голода мы почти не ощущали.

Командир нашей 2-й роты 1-го батальона Роман Дмитриевич Комарицын, награждённый орденом Красного Знамени за бои с японцами у озера Хасан в 1938 году, объяснял нам положение на фронте так: до Смоленска от нашей обороны 40 километров, 20-я армия отходит под прикрытием 19-й армии. Есть приказ командования у отходящих бойцов и командиров отбирать оружие – им его выдадут во время формирования в тылу. Что мы и делали, в конце концов вооружившись к тому моменту, когда пришла пора воевать.

Утром 8 августа 1941 года наш батальон пошёл в наступление на деревню, занятую немцами, освободил ещё две небольшие деревни. Вечером мы обошли фашистов стороной, передвигаясь по лесу. К утру заняли оборону на небольшой высотке. Евдокимов и я выкопали себе окоп, рядом оборудовали площадку под огневую позицию миномёта.

Тяжёлое ранение

10 августа немцы открыли по нашему расположению сильный миномётный огонь. Нас демаскировало полковое орудие, которое было установлено впереди в 50-60 метрах. Почти всех побило или ранило.

Я закурил и встал в своем окопе, спросил спичек у своих солдат. И тут в наш с Евдокимовым окоп прилетела мина, очевидно, 50-миллиметровая. Она разорвалась перед Евдокимовым, позднее он скончался. Большинство осколков досталось ему, а мне один из них пробил сухожилие правой руки. Она сразу повисла как плеть. Второй осколок впился в мой правый бок и в лёгкое, прошёл в 2-3 сантиметрах от сердца и застрял под кожей – всю жизнь он ныл у меня в груди.

Однополчане как могли сделали нам перевязки, и только вечером, когда затих обстрел, меня и ещё одного солдата положили на санлинейку и ездовой повёз нас в санчасть полка.

13 августа доставили самолётом, как я потом узнал, в город Дорогобуж, поместили в здании школы. Там встретил командира роты Романа Комарицына, который рассказал, что в тот день, когда меня ранило, были большие потери личного состава. В результате из 600 военнослужащих батальона удалось собрать лишь одну роту, да и то не полного состава – 100-120 человек. Также погибли все лошади, разбиты повозки обоза. Это произошло в том числе из-за того, что у нас плохо работает разведка, которая не обнаружила ни одной огневой точки, чтобы её уничтожить.

После выписки из госпиталя я работал в обувной мастерской Южно-Уральского военного округа, где пригодились мои навыки сапожника. С пробитым незалеченным лёгким на тяжёлой военной работе мне просто не выжить бы.

Снова в боях

15 марта 1943 года, окрепнув в тылу, вновь стал фронтовиком. До конца войны, точнее, до 15 ноября 1945 года служил в 8-й батарее 1100-го полка 2-й гвардейской дивизии Резерва Главнокомандования.

18 июля 1943 года в 4 часа ночи к нам в батарею прибыл представитель политотдела, зачитал приказ Верховного главнокомандующего о начале наступления. Наш дивизион занимал рубеж по реке Миус, в 20 километрах южнее уже освобождённого Ворошиловграда. Завязалась артиллерийская дуэль, то мы ведём по врагу огонь, то он – по нам. Надо отдать должное немецким артиллеристам, они, подлецы, стреляли метко. Но и мы были не лыком шиты.

Артиллерийские дуэли на этой огневой позиции продолжались до 25 июля. Утром следующего дня немцы подтянули свежие силы и стали наступать. Я впервые увидел, как немцы применяют огнемёты против наших пехотинцев. За два дня наша батарея потеряла 18 человек из штатных 50 военнослужащих.

На Крымском полуострове

Потом был Перекоп, где наша батарея находилась с октября 1943-го до 8 апреля 1944 года, когда началось освобождение Крыма. А у Севастополя мы заняли огневую позицию недалеко от Сапун-горы, которую фашисты сильно прикрыли бетонными дотами, цементированными траншеями и деревоземляными укреплениями. Сапун-гора прикрывала открытые, местами крутые подступы к Севастополю, оттуда наша оборона просматривалась на несколько километров вглубь и вширь. К тому же рельеф местности не позволял советским войскам применять там танки.

Приказ наступать был дан 6 мая. Артиллерия фронта открыла ураганный огонь по вражеской обороне, самолёты бросали бомбы на укрепления немцев. Пехота, несмотря на жестокие бои, не смогла взять укрепления в лоб. В итоге было убито много наших солдат и офицеров. Командование отдало приказ артиллерии обеспечить возможность для наступления пехотинцам. Благодаря тому, что мы, «пушкари», создали огненный вал, фашисты прижались к земле и наши солдаты ворвались в их траншеи. Линия обороны немцев была прорвана, 10 мая 1944 года Севастополь был освобожден.

За освобождение этого города мне вручили медаль «За отвагу» и нагрудный знак «Отличный артиллерист». Наша батарея стала считаться лучшей в полку.

Взятие Кёнигсберга

Мне довелось участвовать и в освобождении Белоруссии. На всю жизнь остались в памяти кровопролитные бои в середине июня 1944 года под городом Оршей в Витебской области. Наконец фронтовой путь привёл меня в Восточную Пруссию. Фашисты укрепились в городе Кёнигсберге (ныне российский город Калининград), считая его неприступным.

5-9 апреля наша часть участвовала в мощнейшей артподготовке по разрушению укреплений противника. Обстрел вела артиллерия из орудий калибром 120, 152 и даже 203 миллиметра.

Наблюдатели с контрольных пунктов батареи рассказывали, что весь передний край немецкой обороны был в огне, дыму и пыли, там просто творился кошмар. Также наши самолёты сбрасывали бомбы в глубину вражеской обороны. После артподготовки и авиабомбардировки пошла в наступление советская пехота, которая прорвала передний край обороны и подошла к окраинам города. Здесь снова поработали мы, артиллеристы, потом пошла пехота. И так с перерывами воевали весь день. Немцы оказывали яростное сопротивление, дрались за каждый дом, квартал, но их сопротивление было сломлено.

Капитуляция противника

5 мая нам поступил приказ походной колонной двигаться на железнодорожную станцию, откуда эшелон прибыл в Латвию – добивать окружённую на её территории Курляндскую группировку врага численностью 300 тысяч человек.

8 мая командующий Ленинградским фронтом маршал Говоров предложил командованию Курляндской группировки капитулировать во избежание кровопролития. В листовках, которые были сброшены на территорию противника, а часть их упала в расположение нашего полка, немцам обещали нормальные условия пленения. В два часа дня в местечко Вайноде на переговоры прибыли парламентеры, немецкие генералы на двух автомашинах с белыми флагами, радиаторы машин были обтянуты простынями. Мы стояли около дороги и всё это видели.

Даже после того, как стало известно о капитуляции Берлина, некоторые вражеские соединения продолжали сопротивляться. 10-12 мая большие группы фашистов стали сдавать оружие. Они выходили со своими кухнями, обозом, продуктами. Никто им не причинял никаких неприятностей. Пленные сами строили себе землянки, сооружали ограждение из колючей проволоки.

Нам рассказывали, что некоторые вражеские офицеры и солдаты пытались на судах преодолеть Балтийское море, чтобы достичь Швеции, но советские корабли топили их или брали в плен. После войны я узнал, что только к исходу 16 мая 1945 года весь Курляндский полуостров был очищен от противника.