Память народная

Сорок лет прошло с тех пор, как на Алтае снимался фильм «Печки-лавочки». Именно этой дате будет посвящен праздник в селе Шульгин Лог. Случится он во многом благодаря Ольге Боковой, возглавляющей на малой родине военно-патриотический клуб. Вот только сожалеет она, что не вспоминали раньше о факте участия односельчан в кинопроцессе. Потому как о многих причастных к съемкам можно сказать словами классика: «…иных уж нет, а те далече…» Вместе с Ольгой Захаровной корреспонденты «Алтайки» побывали в гостях у шульгинцев, которые хранят воспоминания о том времени.

Увидеть родину

С нашим собеседником разговаривали мы на Долгой горе. С нее видно и Катунь, и остров Крапивный – именно на него плыли в кадрах фильма кони. Мы шли по проселочной дороге в сторону Крым-горы. Все вокруг нее сейчас заросло ельником да кустарником, в фильме же тех зарослей не было. А по дороге – справа Нюра, слева Иван – шли главные герои картины...

Александр Траут родился и живет в селе Шульгин Лог. В ту пору, когда снималось кино, было ему одиннадцать. Самое первое воспоминание о тех днях, которое приходит Александру Александровичу на память, - про… конфеты.

- Мы с мальчишками рыбу ловили на Катуни - там под берегом есть пологий спуск - а Василий Макарович отдыхал недалеко со своим коллективом, - рассказывает он. - Мы неводили, в алюминиевый чайник рыбешку собирали, даже подлещик попался. Слышим: «Пацаны! Давайте меняться? Идите сюда! Вы нам - рыбу, мы вам - конфет!» Мы чайник поставили, а взамен получили кулек бумажный. Разворачиваем, а там – конфеты «Красный мак»! С цветком красным, с золотинкой… Та-а-акие! Мы их сгребли, убежали, по-моему, и чайник даже забыли.

Но это не единственная была встреча. Мать моя доила каждый вечер корову, а я относил артистам в школу молоко. Когда в первый раз пришел, забыл, кому нужно было отдавать - отдал даже не знаю кому (смеется). И на съемки мы ходили смотреть, только в кадр я не попал ни разу. Мне запомнились большие фонари, много людей кругом… Очень хорошо помню ту съемку, когда наши местные бабушки плясали. До сих пор она у меня перед глазами стоит. Я этих бабушек тогда знал, все были еще живы - подвижные такие, резкие. Фильм смотришь, а видишь сцену вживую…

- Какими московские артисты были в общении?

- Если честно, я не знал, что они из Москвы. Я не знал и кто такой был Василий Макарович… Может, взрослые иначе гостей воспринимали.

- Расскажите о своем особенном кинопросмотре.

- Меня в 1979 году призвали в армию, служил в Бурятии. Помните, был такой фильм - «Пираты ХХ века»? Привезли его в часть, и каждый хотел посмотреть. А в этот день по телевизору показывали «Печки-лавочки». Замполит выстроил нас и спрашивает: «Все хотят «Пиратов» посмотреть, а на посту тоже надо стоять. Есть желающие?» Я вызвался. Он: «Ты хорошо все обдумал? Знаешь, меняйся, потом с тобой поговорю…» Закончился фильм, все в восторге - идут вспоминают. А старший лейтенант спрашивает, почему ж я не захотел. Отвечаю: «А «Печки-лавочки» снимались у меня на родине, и я так захотел деревню увидеть…»

Помню, такой большой телевизор - «Изумруд» - был. И вот начинается фильм: солнце и брат мой сродный Витька едет на коне… И баба Тина, соседка моя, пляшет. Я сидел один и плакал. «Ну и черт с ними, с этими «Пиратами», - думал.

Я вот про рыбу помню, а Виктор - нет. Зато он помнит про лошадей, а я забыл…

И мы с Долгой горы поехали в село на встречу с двоюродным братом Александра, Виктором Траутом. Он нам и рассказал про эпизод с табуном.

- Дед мой был конюхом, я все время на конюховке (конюшня. – Прим. авт.) проводил. По фильму надо было перегнать коней, причем в том месте, где они сроду не ходили.

- Но люди городские, например, не поймут, в чем сложность-то – ходили одной дорогой, пойдут другой…

- Конь куда попало не побежит. Лошади привыкают к дороге, знают, что может выскочить из-за какого угла. А тут их повернули в чужое русло! Кобылу специально спокойную, старую впереди повели – они за ней. И в переулке как дали, бешеные… А потом прямо с яра вниз! И поплыли на свой остров, на Крапивный.

- А дубль был один?

- Надо было за раз… Артисты говорили, мол, может, несколько раз придется снимать. Дед им: «Вы хоть один-то раз умудритесь их направить, какое там несколько!..» Даже цирковую лошадь попробуй выведи куда из арены, а здесь тем более… Я знаю, что несколько дней гости ездили, уговаривали деда. Это же проблема целая - загнать коней в другое место.

- А как вы попали в кадр?

- Дед меня все время с собой таскал, я любил на конях скакать.

- Вот на солнце этот мальчик на коне – ведь ты, Витек? – спрашивает брат.

- Ну я…

- И каково себя увидеть на большом экране? – интересуется корреспондент.

- Вначале даже было непонятно что, зачем и почему… А потом: ох, я, оказывается, еще и в съемку попал…

- А какими вы артистов запомнили?

- Они настолько простецкие, такие же, как и мы. Просто немного интереснее разговаривают, на более чистом языке.

«Как настоящие мы там…»

Недалеко от центра села на лавочке у дома разговорились мы с бывшим педагогом Клавдией Федоровной Мироновой. Вот что она рассказала:

- Я в том году приехала в Шульгин Лог работать. Разместили артистов в школе, поэтому мы видели их довольно-таки часто. Все кабинеты были заняты: аппаратура стояла и жили они там. Некоторые в спортзале спали.

Я видела Федосееву ежедневно: мы на работу идем, она выходит, гуляет во внутреннем дворе школы по травке босиком. С «хвостиком», в ситцевом сарафанчике. Самого Шукшина я тоже видела. Помню, он заболел. У них что-то с паромом долго не получалось, и они все накупались в Катуни. А вода же холодная, у Шукшина радикулит страшенный начался. Откуда я знаю – с нами медичка Эмма жила в доме около школы, она каждый вечер ходила и ставила ему блокаду.

Самое примечательное, что мои вещи на автобусе сюда из Урожайного перевозили артисты и Шукшин среди них был. Директор школы Юрий Васильевич Литвинов попросил их об этом.

Приехали они в Урожайный, нашли дом моей мамы. Шукшин зашел – все проверил. Это у него было: любил понаблюдать, как живут в деревне. Мама, Прасковья Фоминична, рассказывала, что Шукшин все в доме посмотрел. А она была рукодельница, у нее и ковры самодельные, и вышивка, и выбивка, очень много всего было. Мама мои вещи собрала, положила в ванну, а таз наполнила дынями, помидорами. И Василий Макарович сказал: «Мать, ты зачем ей накладываешь так много? Она же через неделю из этой деревни уедет…» Естественно, мама гостей чаем напоила. Когда Шукшин вышел на крыльцо, он ей загадал загадку про трубу: «Забралась ворона выше крыши…» Мама ее разгадала. А он говорит: «Вы прямо как моя мама, вы так похожи…»

Все, кто был в автобусе, мои пожитки загрузили. А я-то была в это время в клубе на концерте. Помню, дверь открывается и кричат: «Клава! Клава Зарубина!» Думаю, что за мужички заглядывают… Вышла, меня посадили в автобус, и мы поехали по полям в Талицу (там тогда был курятник, им нужны были яйца) и приехали в Шульгин Лог…

Екатерине Веденистовне Коневой посчастливилось сниматься в фильме Шукшина. Вот что рассказала она:

- Не хотела я сниматься, Шукшин за мной машину прислал. Его помощница меня уговаривала, а я: «Без меня, что ли, не обойдутся?»

На берегу были построены дом и баня. Баню тесом покрыли и даже мох, как бывает на тесе, выложили. Плетень брали у Иры Коневой: распилили его звеньями, вместе с кольями вытащили – а ей взамен привезли горбыль и ограду поставили.

Шукшин позвал меня в комнату, усадил за стол. Наши, шульгинские, все сидели на веранде, я одна из них за столом была. Никита с Вадимом Спиридоновым про мотоцикл стали спорить. Потом Василий Макарович Никиту заставил лечь, как будто тот пьяный. А я должна была его будить. Шукшин мне сам давал слова, я их не придумывала: «Никита, Никитушка, вставай, пойдем домой!» Я сначала смеялась, а Шукшин мне: «Катя, ну если бы ты своего мужа будила, что бы ты, смеялась, что ли?» Вроде бы я вошла в себя, бужу Никиту… Вот только нет кадра этого в фильме…

Когда в фильме показывают очередь в сберкассу, мы в ней снимались тоже. В другой день ездили на платовский паром, на ту сторону реки. Уже к концу дня Шукшин там подошел ко мне и Фене Тупикиной, подал корзиночку, отвел подальше – по роли мы как будто с ней с базара идем на паром. Зашли на паром, сели. Там Федя Тилилинский частушки пел.

Помню, в Платово киоск поставили тогда – пиво «Жигулевское» в нем продавали. Любителей выпить насобиралось много, пиво-то тогда в магазин редко приво-зили. А потом женщина с рупором скомандовала: «Прекратить продажу пива!»

- Одевали вас специально? Гримировали?

- Нет, не одевали, не гримировали. Как настоящие мы там. Женщина, которая собирала массовку, помню, пришла ко мне домой, а я к ней в галошах вышла. Потом я заметила, как она на съемке поглядела на мои ноги - обратила внимание, в чем я пришла (смеется).

Сын Миша со мной ходил на съемки. Они как-то с сыном Фени Тупикиной на том берегу в Платове из ила дворец строили, Шукшин подошел и давай снимать. А мой засмущался, убежал…

Фрагменты мозаики

У кого-то из шульгинцев встречи с московскими гостями были кратковременны: оно и понятно, съемки проходили летом, а летний день на селе год кормит. Но даже короткие встречи остались в памяти. Дом Зои Иосифовны Шефер стоит напротив того места, где снималась сцена проводов Расторгуевых на курорт. Мы и присели отдохнуть на лавочку вместе с Зоей Иосифовной. Оказалась та лавочка непростой…

- На ней часто сидел Шукшин, – вспомнила собеседница. - Все время сюда приходил. Частенько здесь он с мамой моей старенькой разговаривал. Я уходила на работу, а они беседовали. Он молодец был, такой приветливый, вежливый, никому не нагрубит, не обругает.

Когда они домик на берегу ставили, нас попросили – я в стройцехе работала, штукатурила дома – мы им стену мазали, чтоб дом туда-сюда не качался…

На крыльце дома отца Александра Траута, Александра Ивановича, мы разговорились с ним. Хозяин дома вспомнил, как искали для съемок хомут:

- Им надо было не целый хомут, а разобранный, вроде чтобы его починял – помните в фильме? - дед с бородой. Он потом еще на печке лежал… Звали деда Бжицких Михаил Михайлович.

Говорят, когда Шукшин ездил по своим делам, пастуха Григория Долгих вместо него снимали – он был похож всем обличьем на Василия Макаровича. Артиста садили на коня пасти скот, а Григория снимали – он там косил, как будто Шукшин.

- В Майме на разъезде столовая была, - вспомнил другую историю Александр Иванович, - Федя Тилилинский попросился ехать с шофером, а тот его не взял. Федя цистерну открыл да и залез туда. Приехал шофер в хозяйство и говорит: «Больше на этой машине я ездить не буду. У меня что-то повернулось… Поеду – кто-то играет. Остановлюсь, кругом обойду машину – ничего не видать! Поеду – опять играет…» Люк открыли, а Федя оттуда: «Есть, товарищ командир!»

В коллективе, который выступит на празднике в Шульгином Логу, поют и Эмилия Генриховна Белканова (она была продавцом в сельмаге во время киносъемок), и Зоя Иосифовна Шефер. Об Ольге Боковой Зоя Иосифовна сказала: «Она молодец у нас. Так хорошо ведет наш вокал – нигде не сфальшивишь…»

Думаю, характеристику эту не только к песне можно отнести. «Что для меня Шукшин? – переспросила Ольга корреспондента и ответила: - Встреча с творчеством, с жизнью его порождает такое состояние души, которое равноценно тому, как я себя ощущаю в церкви. Душа мается, мне хочется почему-то облегчения, какие-то слезы набегают... Столько эмоций, и переживания все – душевные».

Оказалось, что и семья Ольги к киносъемкам имела отношение:

- В прошлом году мне мама говорит: «Оля, я сплю на железной кровати, привези мне диван!» Я покупаю и привожу ей диван. И когда мы выносим кровать – а она тяжелая! – мама говорит: «Василий Макарович на этой кровати спал!» Я ее тут и уронила… А у свекрови моей, Вали Боковой, для съемок половики брали (помните, пляшут в кадре – собирают их?) да занавесочки…

«Скажи, скажи, красавица»

В фильме «Печки-лавочки» снимались не только шульгинцы, но и земляки Шукшина, сростинцы. В Сростках мы встретились с Галиной Ивановной Тихоненко и Зоей Сергеевной Николаенко.

- Я чисто случайно на съемки попала, - вспомнила Галина Ивановна. – Жила в то время в Бийске, в Сростки в отпуск приехала…

- Мать Шукшина, Мария Сергеевна, - продолжила Зоя Сергеевна, - пришла к матери Гали и говорит: «Тася, Вася приезжал, просил собрать женщин, которые поют старинные песни, – ему для кино надо». Быстренько собрали человек двенадцать, в клубе порепетировали.

- Какие песни вы пели? Вот шульгинцы рассказывали, что привезли вы песню им неизвестную…

- Да, конечно, неизвестную, она наша, сростинская – «Скажи, скажи, красавица». Тюремные песни пели, всего песен семь Шукшину напели. И надо было видеть, как он себя вел: ходит, желваки играют – песни-то сростинские, все касаются жизни нашей…

Целую неделю мы ездили на съемки. В 6 часов за нами автобус приходил, увозил в Шульгин Лог. У Шукшина еще в фильме племянник Сережа снимался, Мария Сергеевна каждый день сумки им передавала – с помидорами, дынями, горячими пирогами.

В сцене проводов Ивана на курорт на веранде столы стояли. Мы садимся за них, поем. Вдруг артистка заходит, да не так, как надо… Шукшин рукой махнет, все останавливает. На берегу кресло стояло – уйдет, сядет, думает-думает, возвращается… Наверное, на третий раз только артистка вошла как надо. Потом пошли мы плясать. Шукшин говорит: «Сростинские на земле пляшут, шульгинские - на веранде». А мы говорим: «Что это мы там шепотом на земле будем, мы тут останемся!» А он из-за угла кричит: «Зоя, марш на землю!»

Когда съемки закончились, Шукшин говорит: «Зоя, зайдите посмотрите моих девочек». Зашли, он портреты показал Маши и Ольги. Последний раз на съемку надо было приехать к восходу солнца. Нас ранешенько привезли, мы сидели-сидели, а Шукшин все не выходит. Потом Лиду спрашиваем, почему он не выходит? «А всю ночь на таблетках…» Да уж… День снимать, ночь писать – это какое сердце выдержит? Два сердца надо!

Он со всеми хорошо общался. А за Федю горой стоял… Только выходит утром, спрашивает: «Федю накормили?» Костюм ему купил, сапоги новые, балалайку – артисты всю автографами исписали.

- Никого уж из сростинских нет, - вздыхает Галина Ивановна. - Мы только двое остались из этого кино… Все уже на горе.

- Где-то через месяц в Сростках дело было, - вспоминает Зоя Сергеевна, - смотрю, Шукшин идет. Подошел, поздоровался. Батюшки мои! Худой, кости кожей обтянуты… Спрашиваю, что случилось-то. Он: «Я был в санатории. Хотел привезти вам «Печки-лавочки», сил не хватило…» Вот так-то он после «Печек»… Помню, он говорил: «Вы, пожалуйста, уж не отказывайтесь, я еще буду картины снимать на Алтае…»

*   *   *

Иной скептик подумает: зачем нам складывать мозаику из осколков воспоминаний? Зачем нам, землякам Шукшина, знать, что дедушку с белой бородой из сцены проводов звали Михаил Михайлович Бжицких? Знать, что на памятнике павшим в Великой Отечественной, который стоит в центре села Шульгин Лог, эта фамилия повторяется не раз... Кстати, и девичья фамилия Ольги Боковой та же. Но вопрос «зачем?» - он, слава богу, не для нас. Он для тех, кто искромсал фильм и вырезал Федю из кадра («убрать старика!»). Мы же его помним, хоть и называем по-разному – Телелецких, Тилилецкий, Тилилинский (видно, в честь балалайки). И не уходит он из памяти так же, как чеховский Фирс. Хотя совсем недолго прожил Федя после съемок в «Печках-лавочках»…