Александр Антошкин: «Я снимал так, как на душу ляжет»

«Из века в век» - так называлась выставка фотографий старого Барнаула работы Александра Антошкина, прошедшая в галерее «Бандероль». К радости тех, кто не успел ее увидеть, и тех, кто хочет посмотреть еще раз, дополненную экспозицию скоро представят в техническом университете. «Алтайка» же расскажет о ее авторе – настоящем летописце Барнаула.

Восемь секунд

Каким был выпускной у десятиклассников Центрального района Барнаула ровно шестьдесят лет назад? Почему 7 ноября 1956 года на демонстрации народ маршировал еще с портретами Сталина? Какой в прошлом веке видела детвора новогоднюю елку в столице края? Чем запомнилась для нашего героя самая первая выставка цветов на ВДНХ? И какой была эта самая ВДНХ тогда? Ответы на эти и многие другие вопросы нашли гости выставки «Из века в век». Радость от узнавания улиц родного города на снимках Антошкина посещала не только убеленных сединами старожилов, но и молодежь, и даже дошколят.

– Александр Сергеевич, ваше имя связано с Барнаулом настолько крепко, что многие и не подозревают, что родились вы в Саратове…

– Отец мой – донской казак, есть у нас и турецкая кровь: предок привез жену из военного похода. Родители окончили Саратовский сельхозинститут по специальности «Гидротехника и мелиорация». Два месяца мне было, когда семья переехала на Алтай. Всю войну отец работал в «Водстрое», занимался обводнением Кулунды, ездил в командировки, на изыскания – хлеб тогда был очень нужен стране.

Когда я подрос, то первой моей школой стала та, которую построил еще Штильке. Она меня поразила: огромные окна, большие классы. Первую учительницу звали Евдокия Севастьяновна Вяткина. Четыре класса окончил, перешел в тринадцатую школу, семилетку, она находилась недалеко от Покровского собора. Запомнился Эвальд Эмильевич Каценштейн, который привил мне интерес к немецкому языку. Он очень экспрессивно вел занятия.

– Фотографией вы увлеклись еще в школе?

– Да, первым моим фотоаппаратом был «Комсомолец». Помню, как мы с другом первую пленку в подполе проявляли: налили в тарелку проявитель, погрузили, позже красным галстуком обмотали фонарик и посветили – вроде готова… Вытащили пленку, а она вся черная! В седьмом классе отец купил мне «Любитель», в девятом – «ФЭД». Снимал и «Зенитом», и «Горизонтом». Самая любимая камера – «Практика» производства ГДР.

– Родители поощряли ваше увлечение?

– Конечно. Помню, когда начал заниматься цветной фотографией, то мама сидела со мной всю ночь, за временем следила.

Фотоделу я учился сам. А в девятом-десятом классах фотокружок вел. Подспорьем был журнал «Советское фото», в первых его номерах печаталось много статей по технике фотографии, позже все сошло на нет.

– Почему ваше увлечение не стало профессией?

– Потому что я был увлечен своей работой. 42 года проработал на «Трансмаше» – инженером-конструктором в бюро судовых дизель-генераторов в отделе главного конструктора, закончил свою деятельность начальником бюро серийных дизель-генераторов. Конструкторская работа – творческая, в ней надо было быть даже немножко авантюристом… Для каждого типа судов (в основном для военных) мы создавали практически свой тип дизель-генераторов.

Мы разрабатывали дизель-генераторы для атомных судов «Арктика» и «Сибирь». На «Ленине» стоял один дизель-генератор – тоже наш, трансмашевский. Зачем они были необходимы? Если бы что-то случилось с реактором, за восемь секунд должен был запуститься дизель, для того чтобы включились расхолаживающие насосы. Мне довелось разговаривать с одним товарищем, он рассказывал: «Знаешь, как страшно в эти восемь секунд? Они как 8 лет… Когда реактор вот-вот взорвется, а ты ждешь – запустится ли он…»

– То есть именно от вас зависело, запустится ли?

– Да. На «Арктике» и «Сибири» стояло по два наших агрегата. При необходимости запускались оба, первый запустившийся хватал нагрузку, а второй отключался. Я много занимался вопросами шума и вибрации. Мы делали для тральщиков дизель-генераторы, к ним были очень жесткие требования по вибрации. Она не должна была передаваться на судовую конструкцию – ведь этот шум на мины мог пойти.

О работе могу рассказывать долго, я даже книгу написал! Спасибо друзьям, они на это меня сподвигли. После болезни и вынужденного ухода на пенсию я захандрил, они свозили меня в свои фирмы раз, другой, а потом говорят: «Ты же все знаешь о нашей работе, пиши книгу!» Я и написал, называется «Средства малой энергетики с поршневыми двигателями внутреннего сгорания».

«Дайте мне ведро!..»

– Полагаю, ваш фотоархив насчитывает тысячи экземпляров. Есть ли особо запомнившиеся снимки?

– Снимал я много, и не только в Барнауле. В командировки всегда ездил с фотоаппаратом. Тысяч пять работ уже оцифровал. Запомнилось немало кадров. Например, митинг по случаю официальной передачи здания политехническому.

На всех комсомольских мероприятиях я был с фотоаппаратом. Много интересных снимков осталось после поездок агитбригады – сначала институтской, потом заводской. Огромный альбом наснимал о легкоатлетическом пробеге «Барнаул – Шушенское». Очень нравятся мне снимки Горного Алтая, мы там с сыном были.

– Константин не мог не стать фотографом? Вы его приохотили?

– Он сам увлекся, работает в детско-юношеском центре. Сыном горжусь. Сейчас я ограничен в движении, снимаю только цветочки. У Кости и на флору, и на цветы жизни взгляд лучше, чем у меня: он выхватывает выражение лиц детей. Например, награждают их после соревнований – одна девчушка горда, а проигравшая на нее смотрит таким взглядом… Да, фотография выдает людей! Считаю, даже любительская съемка ценнее, чем студийная: там мастер усадит модель и – «головку выше, правее, левее…». Смотришь на снимок, а на нем непохожий на себя, замученный человек.

– В фотоделе у вас кумиры были?

– Я снимал так, как видел, как на душу ляжет. Никого не копировал. Звезды фотоискусства, они профессионалы, у них свой подход, свое видение, а у меня – свое. Жил в Барнауле фотолюбитель Борисенко, мне его родственники отдали несколько десятков работ. Смотрю, например, на один снимок и понимаю, почему Борисенко его сделал – светотень заинтересовала. Со мной тоже подобное бывало. Помню, спускаюсь на лыжах с горки, оглядываюсь назад – а там такая светотень!.. Хочешь не хочешь, а сделаешь снимок (смеется).

– Фотографов сейчас развелось… Всякий, кто может купить дорогую камеру, мнит себя мэтром. Как с этим бороться?

– Никак. Только воспитывать вкус. Многие новоявленные «мэтры» не знают азов фотографии. Думают: купил аппарат, который стоит как крыло самолета, – и он звезда! Аппарат – это ничто. Один известный фотограф говорил: «Дайте мне ведро, и я сделаю отличный портрет!»

– Как это?

– В днище ведра делаю дырочку не больше 3 мм, ставлю кассету, даю экспозицию и… все! Самое главное не чем снимают, а как снимают! Нужно разместить человека перед камерой, выставить свет, нужный ракурс придать. Даже когда снимаешь какой-то архитектурный объект, надо найти такую точку, чтобы он был виден. Могу похвастаться: однажды показывал Леопольду Цесюлевичу снимки, сделанные в Югославии (я там был как представитель «Судоимпорта» в 1976-м), и художник мне говорит: «Как хорошо поставлен кадр!»

– Мне в фотографии зачастую мешает цвет. Я люблю фотографию черно-белую…

– Потому что в черно-белом снимке виден рисунок. А цвет его перебивает. Пусть снимок будет цветной, но однотонный, или, как говорится, монохромный. Люди, конечно, ахают-охают: «Какой цвет! Как красиво!», но что-то в этом самом «цвете» теряется…

Проявляется мир

– Вернемся к мысли о том, что фотография может очень много рассказать о человеке.

– Фотограф – психолог, камера раскрывает сущность снимаемого человека. Есть же притча про то, как к одной высокородной деве сватались десять женихов. Все хорошие, как выбрать? Решили: пусть каждый сделает снимок. И по глазам героини на одном из десяти снимков увидел отец, к кому лежало ее сердце. Я сейчас анализирую, сколько девочек на меня такими глазами смотрели? (Смеется.) А я никого, кроме одной, не видел! Мы с женой познакомились в трансмашевском пионерском лагере. Она, студентка пединститута, работала там на практике. Я был вожатым, а воспитателя в отряде не было, вот и объединили ее отряд с моим. И мы с Ириной Константиновной объединились – на 55 лет уже.

– Знаю, что вы учились в одном классе с будущим городским головой.

– Да, с Владимиром Бавариным мы учились с пятого класса, в десятом в поход на Телецкое вместе ходили. Обычный парень был, рыбалкой увлекался, особо ничем не выделялся. Зачастую рывок человек делает в возрасте лет тридцати. Баварин был мастером цеха на заводе, потом на партийную работу перешел… Человек проявляется не в школе, позже.

– «Человек проявляется» – как вы хорошо сказали. Но часто он остается «негативом»…

– Мы жили в маргинальном районе. В десятом классе некоторые ходили с ножами за голенищем. Так что «негативов» было много.

– О любви к Барнаулу вы сказали фотографиями. Что можете добавить на словах?

– Интересно наблюдать изменения города. Взять площадь Сахарова. Мы приехали в этот район в 1959-м и жили в доме, где сейчас «Турина гора» находится. Я делал снимки с балкона: сначала были лишь холм и домишки, потом Дворец спорта, театр, университет выросли... Историческая часть города тогда не менялась. Это сейчас бросились там многоэтажки строить, вытеснять Старый город. Какие-то неуклюжие дома на Красноармейском проспекте выросли, идешь как будто по каменным джунглям. Душевности нет…