Интервью с барнаульским поэтом Андреем Колесниковым

Очередную книгу в замечательной серии издал барнаулец Андрей Колесников.

Не так давно я открыла для себя нечто удивительное, неизвестное ранее – произведения давнего знакомого Андрея Колесникова. Каждая его книга – это своеобразное «сочинение по картине». Поэтическими ли строками, прозой ли он особенным образом раскрывает как отдельные живописные произведения, так и творчество художников знаменитых или незаслуженно забытых.

Что такое стихи Колесникова? Род ли исторического исследования, способ осмысления искусства, преломления его в мышлении отдельно взятого человека? Сам автор называет свои творения «уменьшительно» книжечками. Но это как раз тот случай, когда маленькая книжечка стоит целых томов…

– Андрей Алексеевич, как вы пришли к такому способу «прочтения» картин?

– Я сам нашел себе эту тему. Мой отец – художник Алексей Югаткин, мой брат тоже художник. Я с детства был «окунут» в искусство, видел, как отец работал. Вся отцовская библиотека находилась в полном моем распоряжении. У меня почти не было детских книжек – а все больше репродукции, альбомы, монографии. Открылся мне прекрасный мир еще тогда! И с тех пор все больше раскрывается.

Стихи «общего характера» я писал – в армии например. К этой же своей теме не приходил долго, лишь с девяностых она стала постоянной. Меня порой спрашивают: «А об окружающем мире есть у вас стихи?..» Но ведь в моих «живописных» книжечках есть и об этом тоже!

– Как вы выбираете картину для «вхождения» в нее?

– Очень трудно. Главное – выбрать художника. И этого хочется, и того, я буквально разрываюсь. А порой выберешь и не идет дело, не хватает какого-то толчка. Так, например, застопорилось с «Бабочками» Дега. Но помогла… Дина Дурбин!

Я очень ее люблю, пересмотрел 21 ее фильм не раз. И вот однажды нашел цветную фотографию начала сороковых: Дурбин сидит у рояля, а на стене – картина Дега «Танцевальный класс»… И лед тронулся, я написал про «Бабочек»!

– Очень многие вещи я узнала впервые из ваших книг, открыла дивных мастеров. Фирсова, например…

– А вы знаете, что «Юный художник» – это его единственная сохранившаяся картина? Явно были еще…

– Так же, как и у Мартыновой?

– Ее работ нет ни одной! Я надеюсь, что когда-то они найдутся. Пока этого не случилось: хотя некоторые рисунки приписывают ей, но уверенности нет…

У знаменитой сомовской «Дамы в голубом» удивительная судьба. Елизавета Мартынова окончила Академию художеств! Она училась у великого Максимова… Ее ближайшая подруга Ямщикова уверена: у Мартыновой были отношения с Константином Коровиным, они хотели вместе ехать в Крым – в надежде, что она излечится там от туберкулеза.

А вы знаете, что брат знаменитого художника, Сергей Коровин, был прекрасным мастером? И однажды он написал портрет своего учителя Василия Григорьевича Перова – последний прижизненный портрет. Который хранится в нашем Художественном музее!

– В книжечке – вот видите, я стала повторять вслед за вами! – посвященной работам Ярошенко, я нашла портрет Стрепетовой. Мы ее знаем как великую актрису, хотя до нас не могло дойти ничего из ее творчества, лишь воспоминания современников…

– Ее дважды портретировал сам Репин, есть монография «Стрепетова». Для нее написал свою последнюю пьесу «Не от мира сего» Островский. Мне интересно было бы узнать, как зрители приняли ее игру?.. Сейчас есть прекрасный фильм по пьесе с замечательной Анной Каменковой, с Михаилом Козаковым и Андреем Мартыновым. Вот это – настоящий театр!

– Кто научил вас ценить женскую красоту?

– Это больше от матери, чем от отца. Мамочка по образованию была библиотекарь, добрый и внимательный, большой души человек. Господи, как она могла помочь, как могла успокоить… Она пережила отца на 11 лет. Мать – это… это такое чудо! Вот ей было бы 95 лет сейчас – я старик сам, но порой… Мамочка, мне так тебя не хватает!

– Другое мое открытие из вашей книги – художник Соломаткин…

– Я его творчество знаю лет с пяти. У отца была небольшая книжка 1961 года издания, черно-белая. Потом я картины Соломаткина в цвете увидел… Этот большой художник спился, умер в нищете.

– Наблюдать свинцовые мерзости жизни и не спиться сложно. В его «Свадьбе» я увидела параллель с пукиревской…

– Там то же общество, те же люди, только еще хуже. То же самое было при советской власти, а сейчас еще хуже.

– Многие ваши строки – увы нам, увы! – современны и актуальны. Например, эти: Отечество да не любить! Оно прекрасно издалека: березки, храмы и поля – все сдавлено железным роком. На сто веков земля моя…

– Когда душа кричит, появляются такие строки.

– Тем более вы видите ситуацию как ученый-историк…

– Да какой я ученый… Но хвалите меня, хвалите (смеется). Тамара Михайловна Степанская говорила: «Если надумаете писать докторскую, буду у вас консультантом». Не стал, жутко морально устал после кандидатской.

– Герой ее, композитор Иконников, не виноват ли в этом? Когда я про якобы Листа в его биографии прочитала, то стала сомневаться и в других фактах судьбы героя.

– Тут такое дело… Один постоянно лжет, другой никогда. Иконников – посерединке. Он многих знал, но многих и нет. Я абсолютно точно установил, что Иконников родился не в 1869-м (как принято считать), а в 1879 году. А если бы в 1869-м, то и с Листом мог быть знаком, и с Мусоргским. Со Свердловым он точно встречался.

Ленин якобы сказал, что «это великая музыка» про «Вы жертвою пали», которую Иконников как будто сочинил. Но дело в том, что аранжировок этой песни было несколько… Может быть, именно его пользовалась популярностью. Почему нет? Он был прекрасный музыкант, композитор. Но Иконников настаивал на своем авторстве, и его признали официально.

Касаемо же диссертации… Можно было бы написать что-то еще, большое. Ведь значение дворянского рода Иконниковых для истории и культуры России велико. Уже защитившись, я продолжал искать его представителей. Были Михаил Степанович и Николай Степанович Иконниковы – архитекторы. Владимир Степанович – академик, профессор, историограф. Он не закончил 4-й том историографии, умер в 1923-м. Я узнал, что в СССР не издавали его трудов. Написал в Библиотеку Конгресса США, и мне прислали копии титульных листов его зарубежных изданий!

– Вернемся на родину… Что в Барнауле особенно трогает душу?

– Люблю ходить по старым улицам… Там был мой дом на Циолковского. Захожу в родной двор на проспекте Ленина – боже мой, сколько лет прожито: и хрущевская оттепель, и брежневский застой…

– Стихов об этом нет?

– Я не певец Алтая. Вот отец мой, уроженец Ярославской губернии, полюбил Алтай, его поля, леса и реки. И Горный полюбил – выезжал туда, писал. А Барнаул недолюбливал… Хотя писал его – и так удивительно, как никто другой! Я помню Барнаул конца пятидесятых: машин-то не было. Одна, другая проедет, вжик – и пусто… Отец был против многоэтажек. Брат Женя рассказывал, как он возмущался: «Ну что это за архитектура? Какой это стиль? Что это?»

– Ваши книги, я считаю, хороши как методическое пособие – и для учителей, и для учеников…

– Мы их так и задумывали с Тамарой Михайловной Степанской. Я первую свою книжку издал в 2001-м. Когда Степанская узнала, что на этом не остановился, загорелась – мол, и для преподавателей, и для студентов полезно! В АлтГУ подготовили такое издание – «Ритмы вечности»: из каждой книжечки были выбраны стихи. Тамара Михайловна написала замечательное вступление к «Ритмам». Это было незадолго до ее ухода.

– К одной из ваших книжек вы поставили предисловием слова Каверина: «Жить, конечно, не стоило бы, если бы не искусство…»

– Это бесспорно! Для меня искусство – это все, хотя я и не художник.

– Картины отца – им вы не посвящали стихотворений?

– Это мой долг перед матерью. Она незадолго до ухода сказала: «Андрей, вот  тебе мой материнский наказ – напиши книжку про отца!» Я еще не начинал, но уже знаю, как буду это делать. Собираю материалы, ищу форму…