В краевом театре драмы поставили спектакль «Трильби»

Алтайский краевой театр драмы представил премьеру «Трильби». Вернувшись к самой первой пьесе в своей истории ровно 100 лет спустя, он мило смешил и развлекал своих зрителей, чтобы в конце оставить их в легком замешательстве.

Оказалось, что в наивной и очаровательно старомодной мистической драме, страшно популярной на рубеже XIX и ХХ веков, сегодня можно отыскать актуальный подтекст.

Человек-инструмент

История спектакля началась в прошлом июне на творческой лаборатории, посвященной репертуару первого сезона 1-го Гостеатра Барнаула (нынешняя алтайская драма). За легендарное для Барнаула название решилась взяться номинантка «Золотой маски» – московский режиссер Галина Зальцман, а получившийся у нее всего за несколько дней репетиций эскиз был тепло принят и публикой, и руководством театра. Особо отмечали, что черновой набросок выглядит готовым спектаклем, а его главная удача – исполнители ролей Трильби и Свенгали и, конечно, шокирующий финал. За неделю до премьеры Зальцман признавалась, что больших отличий готового спектакля от эскиза ждать не стоит, разве что художник-постановщик Екатерина Никитина добавила ему красоты и лоска.

В центре сюжета – любовный треугольник между талантливым молодым художником из английской аристократической семьи по имени Билли (актер Сергей Филипченко), его натурщицей Трильби О’Фераль (Анастасия Дунаева) и гениальным музыкантом с отвратительной внешностью Свенгали (Константин Кольцов), который с помощью гипноза может превратить человека в свой музыкальный инструмент.

Именно таковы изначально его планы насчет прекрасной Трильби: пока художники восхищались ее античными ногами, он умудрился рассмотреть ее нёбо и пришел к выводу, что она прирожденная певица. Даже отсутствие у девушки музыкального слуха – не проблема, ведь под гипнозом Свенгали любой становится гением.

Проблема Свенгали в другом: между Билли и Трильби возникло чувство настолько сильное, что прежде свободолюбивая натурщица совсем перестала позировать (эта перемена сказывается на ее костюме: поверх откровенного атласного корсета телесного цвета актриса накидывает темно-серый мужской пиджак). Но разве могут быть вместе молодой джентльмен и парижская гризетка? Вот и суровая мать Билли – леди Бегот (Татьяна Гуртякова в глухом черном платье со старомодным турнюром) запрещает этот невозможный брак. Свенгали спасает девушку от самоубийства – а спустя пять лет мир узнает о выдающейся певице мадам Свенгали, которая гастролирует по Европе. Разумеется, на ее концерт случайно придут трое друзей-художников, и развязка их новой встречи будет неожиданно кровавой.

Чёрно-белое кино

Сюжет своей пьесы русский актер и драматург Григорий Ге позаимствовал у английского художника и писателя Джорджа Дюморье в одноименном романе 1894 года. Недаром его герои – богема: молодые художники, их натурщицы и талантливые музыканты, беззаботно живущие в Латинском квартале Парижа – пристанище творческих людей.

Костюмы дают подсказку: время действия режиссер перенес из 90-х годов XIX века в 1920-е – период хрупкого мира между большими войнами, когда обитателям большой парижской мастерской – трем художникам и их друзьям – словно хотелось навеселиться впрок. Это лихорадочное веселье расцветает в энергичной сцене новогодней вечеринки-маскарада со «скелетами», гусарами, мужчинами в плащах поверх исподнего и бородатыми «феями».

Черно-серо-белая гамма костюмов и набеленные лица артистов с выразительно подведенными темными глазами указывают еще на один ключ к этому диковатому по нынешним временам сюжету – эстетику раннего немого кино с его комично преувеличенными страстями (да, большую часть времени это именно комедия!). Отсюда и фронтальные мизансцены, и откровенность приемов. Скажем, получивший за кадром пощечину тщеславный Свенгали весь финальный отрезок спектакля мечется по сцене с ярко-красным отпечатком чьей-то пятерни на лице. А Трильби под гипнозом мужа перестает быть той печальной неземной красавицей, в которую все влюблены, приобретая тупое выражение приветливой пластмассовой куклы.

Для режиссера Галины Зальцман это не история трагической любви посреди богемной жизни. Скорее уж манипуляций и банального семейного насилия. И отличился тут, кстати, не только патологически ревнивый Свенгали, который внезапно бросается душить жену. Преклоняющиеся перед красотой своей натурщицы художники тоже едва ли видят в ней равную себе личность – отдельно изящные руки, отдельно античные ноги, ну и все остальное, конечно, тоже ничего. А чтобы зрители не подумали, что им это просто померещилось, Зальцман придумала простую финальную метафору: сурового мясника (Сергей Рассахань), который на пустой сцене мрачно разделывает тушу.

Комментарии

Куратор летней лаборатории «Просторы истории» – критик Александр Вислов – об истории создания пьесы:
– Актер Григорий Ге работал в провинции, потом получил ангажемент в Театре Суворина в Санкт-Петербурге и просил какую-нибудь выигрышную роль. Ему разрешили сделать русскую инсценировку романа «Трильби». Премьера состоялась в 1896 году, и был достаточно шумный успех, пьеса пошла по провинции, по ней была написана опера. 

Спустя 25 лет, в 1921-м, когда в Барнауле открылся Гостеатр, она еще шла в провинции, ее герои в России обрели культовый статус. А потом она исчезла, ее забыли. Возможно, вмешалось то, что на похожий сюжет потом был написан «Призрак оперы». Уверен, в последние годы «Трильби» не ставилась нигде. И честь и хвала руководству театра драмы, которому было важно, чтобы на лаборатории к 100-летию пьеса прозвучала.